Клемке, Вернер (1917-1994)
Не будет преувеличением, если мы назовем Вернера Клемке одним из блистательных среди современных западноевропейских художников книги. Действительный член Академии искусств ГДР (с 1961), он не случайно стал почетным академиком советской Академии художеств (с 1973). Встреча молодого Клемке (учителя рисования, служившего в годы второй мировой войны армейским писарем в Голландии) с советским изобразительным искусством сыграла немалую роль в его становлении как иллюстратора. Прошло время, и заочное знакомство переросло в дружбу и сотрудничество маститого художника с коллегами из СССР. Вернер Клемке не только большой знаток советской художественной культуры, но и неутомимый ее пропагандист.
В творческой биографии Клемке нет драматических коллизий, неожиданных поворотов или отступлений от избранного пути. Ясность личностной позиции, своего предназначения и поистине счастливая способность до бесконечности многогранно выражать себя в искусстве — таков он и молодой, и умудренный опытом, прожитыми годами.
Клемке родился в Берлине (район Вайсензее) в семье столяра. С детства любил рисовать, много читал и уже в гимназии стал завсегдатаем замечательных берлинских музеев. Педагогическое училище и работа мультипликатора заполнили до отказа несколько лет его довоенной жизни. Летом 1945 года, когда с военной службой было покончено навсегда, сразу началась самостоятельная работа с книгой. Помогая восстанавливать литографскую мастерскую неподалеку от Бремена, он напечатал сказку братьев Гримм "Бременские музыканты". Иллюстрации рисовались, а текст писался на литографском камне. В этой живой и остроумной предпринимательской акции явно сказались впечатления от увиденных во время войны в Амстердаме советских детских книг 1920-х годов и проявились зачатки будущей уникальной творческой изобретательности Клемке. Позднее он проиллюстрирует полное издание сказок братьев Гримм в одном томе (1962) и выполнит для него 12 цветных разворотов и около 300 черно-белых гравюр на картоне. Но еще не скоро после возвращения в разрушенный Берлин смог художник отдаться любимому делу — книжной графике. Приходилось быть мастером на все руки: писать вывески, расписывать стены, рисовать мультфильмы — до тех пор, пока не подоспело приглашение в новое издательство ГДР "Фольк унд Вельт" в качестве иллюстратора и оформителя. Затем он начал работать и для многих других издательств, а с 1951 года — преподавать в Высшем училище изобразительного искусства в Берлине. Доцент, потом профессор (с 1956), он стал одним из известных в ГДР педагогов. Все же самую громкую славу принесла ему творческая деятельность. Его иллюстрации, книги, станковая графика и плакаты известны и признаны во всем мире. Клемке зарекомендовал себя как мастер остросовременный, хотя его пристрастия "книжника" по меньшей мере наполовину устремлены к литературе и образам прошлого. Гомер и Боккаччо, Петроний и Лукиан... Среди любимцев художника найдутся Вольтер и Томас Манн, с Мопассаном будет чередоваться Ярослав Гашек, а за ними — Маяковский и Эрих Вайнерт, Геродот и Аристофан, Арнольд Цвейг и Станислав Лем. Из этого далеко не полного и не претендующего на хронологию перечня видно, что Клемке интересует далеко не всякая литература. Одной из самых ранних работ были гравюры к "Юмористическим наброскам из немецкой торговой жизни" Георга Веерта (1949). Вслед за тем он выполнил несколько циклов иллюстраций к новым изданиям средневековой и ренессансной немецкой поэзии и прозы, и, наконец, "Декамерон" (1958) принес художнику международную известность. Когда берешь в руки эту бессмертную книгу с иллюстрациями Клемке, в первую минуту не веришь, что получил ее не из лавки антиквара. Но постепенно понимаешь: перед тобой не оригинал и не репринт издания 15 века, а произведение мастера-современника, обладающего уникальным чувством стиля эпохи. Его иллюстрации к "Сатирикону", написанному в начале нашей эры, доставят эстетическое наслаждение, дадут почувствовать колорит римской жизни эпохи Цезаря даже тому, у кого не хватит времени или сосредоточенности, чтобы внимательно прочесть Петрония. Знаток же римской сатиры сможет оценить тончайшие соответствия изящных приемов черно-белой графики словесному изяществу римской иронической прозы и стихов. Клемке, однако, чужд внешней, поверхностной стилизации. Ассоциации с чернофигурной вазописью открывают лишь кратчайшие, знаковые черты образов. За пародийной интонацией, за ядовитым стилем древней сатиры скрыт новый, сегодняшний дух психологической оценки извечных жизненных ситуаций. Взгляды Клемке на литературу и ее исконную роль в жизни человечества вполне определенны: каждая эпоха, считает он, обязана вынести свое суждение о вечных проблемах бытия. "Есть книги, — говорит он, — которые тянут за собой с момента их возникновения мешок с аллюзиями. В духовном смысле — это отношение к ним иллюстраторов или типографов. В своей работе я охотно и часто обращаю на такие вещи внимание. Я очень люблю намеки и радуюсь, когда их понимают".
Было бы, однако, ошибкой, восхищаясь многогранным талантом и богатой эрудицией Клемке, думать, будто его искусство, органически впитавшее в себя самые разнообразные художественные источники, формировалось вне связи с родственной ему немецкой художественной культурой. Отнюдь не только античность и Возрождение вдохновляли художника. Его по-своему волновали и достижения современного искусства, и, в частности, немецкая экспрессионистская живопись и графика. В нескольких его работах 1950-х годов можно проследить некоторые связи с иллюстрациями Эрнста Барлаха, Оскара Кокошки, Ловиса Коринта. Клемке унаследовал от своих предшественников многие лучшие качества: философичность, трезвый анализ явлений, но ему чужды их болезненно-острые, пессимистические настроения. В 1920 году "Кандид" Вольтера был издан с едко сатирическими иллюстрациями Пауля Клее. С иллюстрациями Вернера Клемке великий роман вышел тридцать с лишним лет спустя. Едкая сатира уступила место мягкой иронии, а тревожный, колючий гротеск штриха сменился спокойно-добродушной интонацией ясных, чуть растянутых линий.
Клемке нетороплив, хотя успевает сделать по нескольку десятков рисунков и гравюр к каждой иллюстрируемой книге. Кажется, что, доискиваясь до смысла романа, повести, новеллы, он размышляет прямо на их страницах — с пером, карандашом или кистью в руке, приглашая заодно и зрителя поразмыслить вместе с ним. В этом, если угодно, проявляется и демократичность его искусства. Клемке увидел свое призвание в том, чтобы внести истинно художественное начало в самые массовые многотиражные издания. "Я считаю, — утверждает художник, — что искусство печати и графическая техника репродуцирования изобретены не для того, чтобы сохранить низкий тираж. Полагаю, что они изобретены для того, чтобы репродуцировать столько, сколько это необходимо, и так дешево, как только возможно. Книги и графические листы не становятся хуже от того, что они существуют в 50 или 50 тысячах экземпляров. Если только качество печати остается тем же".
С блеском и неуемной фантазией всегда охотно берется Клемке за иллюстрирование книг для детей. "Детская книга без цветной картинки, — пишет он, — кажется мне чем-то вроде супа без соли: пресной. Как утреннее какао без сахара: несъедобной. Как каникулярный день без солнца: нудной". Обращение к этому своеобразному жанру графики, а особенно к оформлению учебников, — тоже показатель его высокого понимания общественной значимости искусства, так же как занятия прикладной графикой и сценографией. Он видит решение художественных проблем сегодняшнего дня в комплексных поисках, ибо только так можно осуществить единую в своей основе воспитательную функцию искусства. Наверное, поэтому столь естественны и внутренне органичны связи Клемке с современными советскими графиками.