Кикоин, Михаил (1892-1973)
С тех пор как центр мировой художественной культуры начал перемещаться в Париж (произошло это примерно в последней четверти прошлого столетия), все больше художников из разных стран стали ездить туда для завершения образования и совершенствования своего профессионального мастерства, для изучения классиков в музеях и для приобщения к новейшим поискам своих коллег, но с тем чтобы потом вернуться к себе на родину. Начиная же с 1900-х годов это паломничество стало приобретать иную форму — художественная молодежь, едва получив начальное образование, стремилась в знаменитую парижскую Школу изящных искусств или в частные школы и мастерские, чтобы там овладеть профессиональными приемами, необходимыми для самостоятельной работы. Париж, с его многообразной, пестрой культурной жизнью, свободной как в социальном смысле (что было важно для некоторых), так и в выборе форм самовыражения, очаровывал и притягивал молодых и малоискушенных художников.
Среди тех, кто приехал в Париж в начале века, были такие, ставшие впоследствии знаменитыми, художники и скульпторы, как румын К.Бранкузи, испанцы Х.Грис и Х.Миро, итальянцы Д.Северини и А.Модильяни, голландец П.Мондриан, поляки Л.Маркуси и М.Кислинг, выходцы из России Л.Сюрваж, М.Шагал, Х.Сутин, Х.Орлова, О. Цадкин, Ж.Липшиц и, наконец, М.Кикоин. В специальной литературе их принято объединять в Парижскую школу, хотя, в узком смысле слова, это движение школой не было, так как не обладало едиными устойчивыми стилистическими чертами, хотя следы влияния таких сильнейших художественных течений, как кубизм или экспрессионизм, просматриваются в творчестве любого из них. Это была интернациональная волна, нахлынувшая на Париж и принесшая с собой много самобытных талантов, отмеченных чертами разных культур. Расцвести, получить законченность и изящную отделку им предстояло на благодатной французской почве. Не сливаясь окончательно с французской культурой, но и будучи неотделимым от нее, протекало творчество многих из них.
Михаил Кикоин родился в Белоруссии. Семья жила сначала в Гомеле, позже перебралась в Минск, где будущий художник начал ходить в коммерческую школу, готовясь идти по стопам своего отца, банковского доверенного лица, занимавшегося ипотекой. И как это часто бывает, способности мальчика к рисованию были замечены педагогом этой школы, так как все тетради будущего коммерсанта были испещрены рисунками. Можно считать, что с 1904 года Кикоин и Х.Сутин, с которым он познакомился как раз в это время, начали свое художественное образование, поступив в ученье к художнику Крюгеру (вероятно, местному), а затем отправились в Школу изящных искусств в Вильно, где проучились три года. С1912 года Кикоин и Сутин в Париже. Спустя некоторое время они поселились в знаменитом "Улье", состоявшем из круглого трехэтажного павильона с валом для натурных занятий, окруженного мелкими постройками, где находились дешевые мастерские, нечто вроде художественного общежития, замечательного места общения артистической молодежи со всех концов света. В 1913 году оба поступили в Школу изящных искусств, в мастерскую Кормона. Одновременно Кикоин посещал "Академию де ла Гранд Шомьер", где работал с живой натурой. Это продолжалось всего 14 месяцев, вплоть до начала войны, куда Кикоин ушел добровольцем.
Свои занятия в Школе он так и не продолжил, но работал очень много, и в 1919 году открылась первая из его двадцати восьми персональных выставок. В дальнейшем Кикоин будет постоянно участвовать в выставках Осеннего Салона, Салона Независимых, в групповых и тематических показах. В1928 году три его работы приезжали в московский Музей нового западного искусства в составе выставки современного французского искусства.
Само обилие выставок может служить косвенным указанием на то, что творчество художника было чуждо крайностей какого-либо направления, какой-либо жесткой программы. Несомненно, Кикоин был художником лирического склада, ценившим в жизни ее тихие радости, обыденные человеческие занятия. Портрет, пейзаж, натюрморт, жанровые сцены, ню — почти во всех традиционных жанрах работал художник, и все они открывали в его таланте новые привлекательные стороны.
А начинал он, как и многие, с копирования (есть сведения, что, еще живя в Вильно, Кикоин выполнил две копии с пейзажей Левитана, которые тут же были проданы). Первые парижские впечатления художника были связаны с импрессионизмом, язык которого к этому времени утратил свою шокирующую остроту и был "разнесен" и усвоен в той или иной степени художниками разных направлений и стран. Но для молодого художника, знакомого только с академической системой, его приемы открывали какие-то совершенно новые горизонты. Больше всего привлекли его внимание картины Писсарро. Возможно, что в его немного наивном видении Кикоин находил нечто родственное.
Однако двумя основными составляющими, на которых было замешено все дальнейшее творчество Кикоина, двумя главными его ориентирами стали Сезанн и чуть позже Рембрандт. Встреча с их произведениями при начале творческого пути была подобна перевороту в сознании, и нужно сказать, что не всякий талант был бы способен справиться с впечатлением такой силы и переплавить его в свой собственный изобразительный язык.
Увлечение Сезанном пришлось на 1915-20 годы, то есть годы, когда его наследие было разработано фовистами, кубистами и представителями других направлений, доведшими отдельные его стороны до крайних пределов. Кикоин поступает по-иному — он как бы структурирует аморфную импрессионистическую живописную ткань, избегая при этом утрировки, свойственной "левым", и сохраняя свежесть импрессионистического восприятия. Точно так же он поступил и с экспрессионистическим влиянием своего друга Сутина, с которым часто работал вместе, а в 1919 году провел лето на Лазурном берегу. Дело здесь, конечно, в принципиально различной оценке окружающего — там, где один видел драматизм ситуации и шел на исключительную деформацию объемов и обострение цветовых конфликтов, другой, в силу своей поэтичности, переводил тот же мотив в иную тональность. Об этом можно было бы специально не упоминать, но дело в том, что какие-то элементы экспрессионистического лексикона Кикоиным все-таки были усвоены и они придали ему свободу в обращении с формой и цветом.
В этой ситуации стилевого многоязычия элементом цементирующим, облагораживающим и углубляющим образно-философское видение явилось творчество великого Рембрандта. Здесь многое оказалось созвучно Кикоину — "вечные" темы человеческого бытия, непритязательность внешности и сюжета и скрытое за этим тихое свечение человеческой души. Не случайно в 1920-е годы и позднее появлялись автопортреты, написанные в рембрандтовском ключе. Палитра художника обогатилась глубокими, горячими тонами, среди которых выделяется винно-красный, вызывающий ассоциации не только с Рембрандтом, но и венецианскими живописцами. Она как бы стала "серьезнее", многослойнее. Это относится не столько к пастозной манере живописи Кикоина, схожей скорее с фламандскими мастерами, но главным образом к смысловой многоплановости его вещей. Этот замечательный живописный язык, переплавивший черты великих классиков и приемы новейшего французского искусства в нечто неповторимо индивидуальное, проникнутое лиризмом, в чем-то сходным добротой и радостью бытия с шагаловским, — этот язык будет присущ Кикоину на протяжении всего его долгого творческого пути. Он был всегда послушен, адекватен авторскому замыслу и в этом смысле универсален. Недаром Вальдемар Жорж, один из крупнейших французских художественных критиков, в своей статье 1950 года, посвященной творчеству художника, писал: "Кикоин заслуживает быть возведенным в ранг принцев живописи".