Маневич, Абрам Аншелович (1881-1942)
"О сколько нам открытий чудных..." Мы часто слышим эти хрестоматийные строки, не всегда отдавая должное их прозорливой глубине. Одновременно вспоминается и старая мудрая поговорка — "Новое — это хорошо забытое старое". Эти аксиомы как нельзя кстати применимы к художнику Абраму Маневичу. А было время, когда его имя решительно начинало завоевывать небосклон украинского и русского искусства. Но Маневич как-то затерялся в послереволюционной праздничной сутолоке советского авангарда. 1930-е, 1940-е годы, естественно, не способствовали сохранению памяти о художнике, работавшем на другом континенте.
В 1957 году в Киеве открылась выставка произведений украинских художников 19 — начала 20 века из частных собраний. Впервые увидели свет работы мастеров, чьи имена еще недавно находились под запретом. В музейных залах наконец появились полотна Маневича. Начался период признания его творчества на родной земле.
Абрам Аншелович Маневич родился в городе Мстиславе Могилевской губернии. Будущий художник в 1903 году поступил в Киевское художественное училище, где проучился три года. Созданное в 1901 году на базе известной рисовальной школы художника-педагога Николая Мурашко, оно играло заметную роль в воспитании молодых художников. Петербургская Академия художеств непосредственно руководила в училище направлением образования. В его стенах преподавали известные украинские мастера В.Менк, Х.Платонов, Н.Пимоненко, В.Орловский, Ф.Кричевский, А.Мурашко. Началом своего жизненного пути училищу были обязаны А.Архипенко, А.Петрицкий, В.Седляр и многие другие.
По дороге, проторенной другими, Маневич в 1907 году отправился в мекку современного искусства — Мюнхен. Художники из России издавна облюбовали этот город, знаменитый своими музеями, а также основательным отношением к художественному образованию. Громадным авторитетом пользовались школы А.Ажбе и Ш.Холлоши. Здесь в разное время учились И.Грабарь, Д.Кардовский, В.Кандинский, А.Явленский, М.Веревкина, А.Мурашко. Спустя год художник, следуя установившейся традиции, совершил обязательные поездки в Италию, Англию, Францию для пополнения образования.
Во Франции в 1913 году Маневичу удалось показать свои работы в Салоне и на персональной выставке в престижной галерее Дюран-Рюэля — покровителя импрессионистов. Он был замечен. О художнике заговорили влиятельные французские критики. Хвалебные отзывы, правда, не отличались единством оценок. В нем почувствовали "брахманиста, визионера, музыканта красок", отмечали близость "нашим импрессионистам и неоимпрессионистам", "итальянским дивизионистам", в его пейзажах видели "интимно-субъективные чувствования". Маневича называли "вполне законченным художником, с определенной индивидуальностью, мощным, бодрым, сильным". Находившийся в Париже А.Луначарский откликнулся на эту выставку двумя статьями.
Разразившаяся первая мировая война помешала художнику утвердить себя на международной арене. Вернувшись на родину, Маневич показывает свои полотна в хорошо известном петроградском Художественном бюро Н.Добычиной. Это уже было признаком солидного успеха.
Великая революция вновь спутала жизненные планы мастера. Различные обстоятельства заставили его переехать в Варшаву. С 1921 года он окончательно поселяется в США. В Нью-Йорке он прожил до самой смерти, на которую Давид Бурлюк откликнулся прочувствованным некрологом в газете "Русский голос". Но уже шла вторая мировая война, и на родине его кончины не заметили.
Маневича вспомнили в 1957 году. Посмертное возвращение мастера начало набирать силу. Состоялись персональные ретроспективы в 1972 и 1981 годах в Киеве. В 1975 работы Маневича увидели любители искусства в Одессе, Житомире, Чернигове. И всюду и всегда его картины вызывали живейший интерес и участие.
В большинстве работы Маневича не датированы (во всяком случае, хранящиеся в СССР), что естественно затрудняет вполне объяснимое желание внести какую-то определенность в изучение наследия художника. В названиях картин он не выходил за рамки привычного. Провинциальные улочки, церквушки, осенние аллеи, хижины на окраинах, распутицы, весенние блики на стенах домов — вот, пожалуй, и весь репертуар Маневича. В этом он был близок мастерам из "Союза русских художников". С последними его объединяла также любовь к пастозной живописи.
В одних случаях живописец "цорновским" мазком мастерски изображает лошадь, плетущуюся по разбитой проселочной дороге с повозкой. В лужах волнуются от дуновения ветра отражения хилых деревьев. Может быть, такие картины имел в виду Луначарский, говоря, что художник чувствует... тоску человеческую.
В других он словно раскрепощается, стремясь уловить изменчивые эффекты радостной игры света на весеннем снегу, передать вибрацию воздуха, согретого ранним весенним солнцем, отраженным стенами старой церкви. Эти черты позволяли критикам сближать его творчество с импрессионистами. Затем, словно опомнившись, Маневич бросается в другую крайность, пытаясь спасти форму с помощью линии. Он заполняет большие плоскости краской, не переходя намеченных заранее контуров. В таких картинах вполне ощутимо воздействие раннего модерна в его северном варианте.
Во многих своих произведениях Маневич тщательно разрабатывает композицию пейзажа, преимущественно городского, затем насыщая его звучной красочной плотностью. Деревья, склоняющиеся под резкими порывами ветра, все чаще становятся главными героями его картин. Художника привлекают эффекты подвижного дробящегося света, преломляющегося сквозь еще не одетые листвой ветви деревьев. Их спутанные извивы отбрасывают на стены домов и заборов пеструю мозаику многоцветных теней. В этих работах, несомненно, меньше эмоциональной непосредственности. Большую роль стала играть несколько умозрительная работа над каждым цветовым пятном, напряженно насыщаемым краской. Грубые рельефы красочного слоя, образуемые нередко выдавленной из тюбика краской, создают дополнительную декоративную игру теней. Один из критиков упрекнул Маневича за создание ненужной и непредвиденной примеси теней, отбрасываемых слишком неровной поверхностью картины, и в приверженности "тенденциям гипермодернизма". Но, по-видимому, был прав художник, не отступивший от избранного пути.
Луначарскому очень хотелось увидеть в его элегических мотивах элемент социального протеста. "Маневич скорбно почуял здесь близкую стихию горя многострадального народа", — писал критик. Но сейчас, сквозь перспективу времени, бросая взгляд на творчество замечательного и не до конца оцененного мастера, можно с уверенностью сказать, что он был певцом и выразителем своего времени, то есть первой четверти 20 века, и не будем стремиться наделять его достоинствами, которых у него не было.