Цигаль, Владимир Ефимович (Род. 1917)
В небольшом австрийском городке Маутхаузен, на территории бывшего лагеря смерти, среди монументов, увековечивающих жертвы разных национальностей и стран, высится отдельно стоящая мраморная фигура — памятник воину и ученому, генерал — лейтенанту Дмитрию Карбышеву (1961), который был замучен — "раздет догола и на морозе залит водой...", как гласит надпись на месте казни. В памятнике, изваянном из цельной глыбы светлого камня с "тающими" контурами, запечатлены страшные мгновения, когда цепенеет под коркой льда обнаженное мужское тело, когда будто на наших глазах останавливается жизнь... Но образ не устрашает, напротив, возвышает дух мужеством, силой, красотой, исходящими и от мощной, скованной ледяной глыбой фигуры, и от запрокинутого лица, выражающего стоическое приятие смерти.
Теме героического стоицизма посвящен и поколенный портрет Анны Франк (1968), еврейской девочки из Нидерландов, заточенной в гетто, погибшей в концлагере, но оставившей поразительный литературный документ — дневник. Нежная хрупкость девичьей фигурки, беззащитность позы, трогательность жеста рук, прижимающих к лицу заветную тетрадь, — сдержанные пластические приемы воссоздают трагическую историю целой, хотя и короткой, жизни. "Анна Франк", как и памятник генералу Карбышеву, развивает мемориальную тему.
Эта тема выстрадана опытом фронтовой молодости автора произведений — Владимира Ефимовича Цигаля. Он ушел добровольцем на фронт из стен Суриковского института. Матрос Черноморского флота, участник Новороссийского и Керченского десантов, Цигаль всю свою дальнейшую творческую жизнь поверяет войной: "На мне лежат и давят огромным грузом монументы о мужестве, о погибших, о жизни и смерти...", — пишет художник. Сразу после войны он создает памятники советским воинам в Западном Берлине, Бресте, Зеелове. Морякам, погибшим в годы Гражданской и Великой Отечественной войн, посвящен мемориальный комплекс в Новороссийске (1982), в местах, где Цигаль участвовал в военных операциях. В этом мемориале наиболее выразителен монумент "Малая земля", который символически изображает нос десантного корабля, клином врезающийся в берег.
Символический замысел лежит и в основе мемориального образа, посвященного советско-польскому боевому содружеству (1968, Ленино, БССР). Символика здесь скупа, композиционное решение сдержанно и немногословно, размеры камерны. Но отдельные детали столь красноречивы (например, сквозные, светящиеся небом пробоины в "Броне" — памятнике, установленном на могиле советских и польских воинов), а масштаб так точно соотнесен с человеком, что возникают поистине диалогические отношения произведения и зрителя. В этом диалоге голос автора, знающего войну "в лицо", звучит без ложного пафоса, волнующе и тревожно: "...так ли уж сильно гуманистическое влияние искусства на души людей? Чьи звуки волнуют больше: нежные звуки скрипки или вой мины?" — вопрошает художник.
Тревожно-вопрошающая интонация характерна для памятника Рихарду Зорге (1981, Баку). Рельефный портрет разведчика помещен на вогнутой плите, в окружении "следов" от разрывных пуль. Композиционно-смысловой и эмоциональный центр изображения — прорези глаз, их напряженный, магнетически-пристальный взгляд, как бы обращенный в глубины души и совести каждого.
Владимир Цигаль — мастер проникновенного диалога, который он ведет и со зрителем, и с натурой. И с самим собой. Особенно в портрете, когда он, пристально всматриваясь в модель, "ощупывая" ее взглядом и воссоздавая движением руки, словно подтверждает формой свои суждения о личности, неоднозначные, далекие от безапелляционной категоричности, какие-то по-особому деликатные. Воспитанный в традициях психологизма русского искусства (среди учителей скульптора — В.Домогацкий, И.Шадр, Л.Шервуд), Цигаль является интересным портретистом. Портрет, по его мнению, может родиться только в результате активных взаимоотношений — "вежливой дискуссии, светской беседы или явного несогласия между Художником и Моделью". И, можно добавить, в результате страстной увлеченности личностью портретируемого. Несомненно, что именно так — на высокой ноте человеческой симпатии и духовного единомыслия рождались лучшие портреты мастера — образы композитора Д.Кабалевского (1961), скульптора И.Чайкова (1965), румынского художника Корнелиу Баба (1967). Каждому из них свойственна и индивидуальность состояния, подчеркнутая конструкцией, композицией, манерой лепки, и индивидуальность восприятия модели художником, особенно ценящим в человеке поэтическое и возвышенное.
Есть у Владимира Цигаля и поэтический автопортрет — его книга "Не переставая удивляться... Записки скульптора". Написанная свободно, увлекательно, откровенно, книга захватывает многообразием как тематики, так и интонации — от лирической до трагедийной — повествования, которое погружает читателя в стихию пережитых скульптором событий, прежде всего в стихию творчества и стихию войны. Цигаль предстает в этой книге не как академическая фигура, а как живой, естественный человек, по-художнически вдохновенно и бережно относящийся к каждому мгновению жизни: "Я не перестаю удивляться тому, что столько раз видел: рождается новый день — неповторимый, особенный, единственный".