Щедрин, Сильвестр Феодосиевич (1791-1830)
Недолгая жизнь Сильвестра Щедрина пришлась на то счастливое для русского искусства время, которое мы называем "пушкинской порой" — время, отмеченное благородным "высоким стремлением" к правде и красоте. Будущего художника с детства окружала творческая атмосфера — далекая и загадочная для многих Академия художеств была для него родным домом: отец, Федос Щедрин, известный скульптор, был адъюнкт-ректором Академии, ее профессором — дядя, прославленный пейзажист Семен Щедрин. Под его влиянием племянник рано ощутил привлекательность пейзажного жанра: "Я помню, покойник дядюшка водил меня в Эрмитаж еще малинькова. Пропуская все картины, останавливался только смотреть одного Каналетта". Не было сомнений в будущем маленького Сильвестра — девяти лет, в 1800 году он был зачислен в Воспитательное училище Академии. Ступенька за ступенькой он поднимался по лестнице академической премудрости, достигая "высших классов": проходил натурный класс (точностью и крепостью рисунка славилась Академия) — здесь его успехи были оценены двумя серебряными медалями; затем следовало обязательное копирование "оригиналов" в Эрмитаже и Строгановской галерее (Щедрин выбрал А. ван Остаде — любовь к фламандцам и "малым" голландцам он сохранил навсегда). Он твердо решил стать пейзажистом, но учиться у своего дяди ему не довелось — тот внезапно умер в 1804 году, и учителями стали М. Иванов, возглавивший после смерти Семена Щедрина ландшафтный класс, Ф. Алексеев и Тома де Томон, преподававшие перспективную живопись. В завершение обучения, по заданной академическим советом программе, требующей "представить приморский город или селение вдали, а на переднем плане изобразить стадо рогатого скота", он написал, по всем правилам ландшафтного искусства, "Вид с Петровского острова в Петербурге" (1811, ГРМ) — с четким делением на планы — деревья и стаффаж вблизи, а сам вид отнесен в глубину; со столь же ясным распределением цвета — преобладанием коричневого на переднем плане, зеленью среднего и голубизной далей. Сильвестр Щедрин окончил Академию художеств с золотой медалью и аттестатом художника первой степени, дающими право на заграничную поездку.
Желанное заграничное пенсионерство было отложено на несколько лет — сначала из-за войны с Наполеоном, затем из-за внутренних сложностей в Академии. Наконец, в июле 1818 года трое "достойнейших представлять три знатнейшие художества" — живописец С. Щедрин, скульптор С. Гальберг и архитектор В. Глинка отправились в Италию. Щедрин покидал Петербург уже не начинающим художником, годы после окончания Академии не прошли даром — окрепло его мастерство, обогатился колорит, а главное, в пейзажах, написанных им в то время, появились попытки обобщить увиденное и эмоциональная окраска изображенного, возникшая под воздействием только зарождавшегося романтизма.
В Риме, полном памяти о великом прошлом, художник оставался недолго. С переездом в Неаполь для Щедрина началась едва ли не самая светлая полоса его жизни. Он был пленен морем, шумным городом, гомоном уличной жизни, столь непривычным для северянина, живописными окрестностями. Хотя на всех картинах, дошедших до нас от тех лет, виден Неаполитанский залив, главное в них — не природа, а жизнь города, городской толпы. В пейзаж вторгся элемент жанра — рыбаки, торговцы, гуляющие прохожие (и среди них сам художник) изображены с сочувственной наблюдательностью и вовсе не похожи на стаффажные фигурки ("Неаполь. На набережной. Ривьера ди Кьяйя", 1819, ГТГ). Покинуть Неаполь Щедрина заставили политические события — революция карбонариев, подавление ее и вступление в город австрийских войск.
Классические древности Рима оставили художника равнодушным — виды, писанные по канонам академического ремесла ("Колизей", 1822, ГРМ), страдают дробностью композиции, суховатой констатацией и суммарностью деталей.
Аналитическая штудия натуры углубилась в серии "Водопадов в Тиволи" — ряде этюдов и картин, писавшихся на протяжении трех лет. От тщательной и несколько робкой проработки отдельных предметов Щедрин пришел в них к новому представлению о цельности пространства, пониманию важности непосредственного видения и работы на пленэре, к утверждению ценности конкретного вида и раскрытию через него образной величественной картины мира. Раскованную свободу живописи он обрел в видах не древнего, а нового Рима — живого и прекрасного города. Восемь раз Щедрин написал "Замок Святого Ангела", почти с одной и той же точки зрения изображая берег Тибра в римском квартале Трастевере, круглую средневековую башню замка Святого Ангела и собор Святого Петра вдали. От варианта к варианту увеличивалась глубина воздушной перспективы, смягчался цвет, исчезала перегруженность деталями, вернее и естественнее становилось освещение — единство изображения соответствовало целостности взгляда, ищущего красоту в повседневности окружающего.
Свет и воздух сделались героями живописи Щедрина. Вернувшись в любимый Неаполь, он писал многочисленные морские виды — гавани в Сорренто, Амальфи, Вико, Кастелламаре и Капри. В отличие от первых своих неаполитанских работ, художник не искал теперь прибежища в жанризации пейзажа, напротив, более всего его волновала внутренняя, постоянно меняющаяся жизнь природы. На картинах небо и море предстают в мягком рассеянном свете, порождающем созерцательную гармонию изображения, в богатстве бесконечных вариаций холодных или золотистых и коричневых тонов. Темная сырая глубина прибрежных гротов резко контрастирует с ослепительным солнцем; легкая прозрачная тень увитых виноградом террас сопоставлена с радостной игрой солнечных лучей — природа является перед восхищенным художником в разнообразии и гармони., собственного существования.
Давно миновал срок окончания пенсионерства, но Щедрин оттягивал возвращение в Петербург. Его пугали доходящие сведения об изменениях в Академии, рассказы о воцарившейся там формальной чиновничьей атмосфере, о подавленности и страхе, объявшем общество после восстания на Сенатской площади. К тому же он не чувствовал себя оторванным от России не только потому, что наследственно ощущал себя принадлежащим именно русской художественной школе, но и оттого, что Италия занимала тогда особое место в русской культуре. Италия — "земли полуденной волшебные края", по пушкинским словам, — была синонимом страны свободы и искусства. Пушкин, Баратынский и Батюшков, Языков и Вяземский, Гоголь, Кипренский, Брюллов, Иванов — в их творчестве звучит итальянская тема, духовная их связь с Италией несомненна.
Вернуться в Россию Щедрину помешала ранняя смерть — он умер, не достигнув и сорока лет, и память о нем, смешавшись с легендами о его жизни, долго была жива среди неаполитанских рыбаков и пастухов.