Заболотский, Петр Ефимович (1803/04-1866)
Петр Ефимович Заболотский родился в семье тихвинского мещанина, и принадлежность к "податному сословию" легко могла стать непреодолимой преградой для будущности художника. К счастью, судьба свела его с Алексеем Романовичем Томиловым, имение которого, известное Успенское, находилось в Старой Ладоге, неподалеку от Тихвина. Томилов, бывший военный инженер, человек высокообразованный, меценат и тонкий ценитель живописи, коллекционер и теоретик искусства, чей вклад в эстетику русского романтизма оценен по достоинству лишь в наши дни, был верным другом художников. Кто только не бывал и не жил целыми месяцами в гостеприимном Успенском — О.Кипренский и А.Орловский, Тома де Томон, А.Егоров и А.Варнек, А.Венецианов с учениками, В.Штеренберг, братья Чернышевы, И.Айвазовский, Л.Лагорио. Здесь можно было любоваться прославленной томиловской коллекцией, в которой были и Рубенс, и Рибера, и Тьеполо, и офорты любимого художника хозяина — Рембрандта, и рисунки современных русских художников, но более всего гостей привлекала атмосфера искреннего увлечения искусством. Стал завсегдатаем Успенского и Петр Заболотский. Здесь он провел лето 1826 года, а зимой отправился в Петербург, где стал вольнослушателем ("посторонним" учеником) Академии художеств, пользовался консультациями А.Г.Варнека, копировал картины в Эрмитаже и, следуя совету Томилова, особенно тщательно изучал Рембрандта. Однако вскоре возникли осложнения — путь, избранный молодым человеком, был слишком необычен для его окружения и вызывал у родных неодобрение и опасения. Заболотский всецело зависел от отца и, будучи приписан к мещанскому сословию, самостоятельно Тихвин покинуть не мог. Отец же его (простой, почти крестьянский облик которого запечатлен на одном из рисунков Заболотского) колебался. "О мнении моего батюшки насчет моего отъезда, — писал Томилову Заболотский, — я замечал, что его смущают людские советы не пущать. Хотя и сам почитает бесполезным удерживать меня". Через год ему все же удалось вернуться в Академию и благополучно перейти в натурный класс, но нестабильность положения оставалась ("Батюшка было опять хотел меня перетащить домой, угрожал, что не вышлет паспорт", — снова сообщал Томилову художник).
К этому времени относятся и первые работы Заболотского — этюд "Нищий" (1827), портреты А.Малевского (1827, ГРМ), Ф. Барыкова (1827), сыновей Томилова — Николая (конец 1820-х, ГТГ) и Романа (конец 1820-х, ГРМ), альбомные зарисовки тихвинских знакомых, автопортрет (1827, ГМИИ) — уверенный живописный рисунок простого, слегка скуластого лица со взглядом открытым и слегка настороженным. Несомненно влияние Ореста Кипренского на молодого художника — одна из его картин ("Мальчик в белой рубашке", 1828, Горький, Художественный музей) прямо воспроизводит композицию "Садовника", и очень характерно для Заболотского то, что объектом подражания он избирает не мастеров далекого прошлого, но своего современника. Виден в этом и отзвук мыслей Томилова, отрицавшего следование классическим образцам (что было основой эстетики классицизма) и предлагавшего рассматривать их в качестве "высокого подражания природе, которую одну образцом принимать должно".
Успехи в Академии — в декабре 1829 года Заболотский получил малую серебряную медаль, а через год большую серебряную медаль — перемежались с тревогами и неуверенностью, порожденными зависимостью от отца и возможностью в любое время быть затребованным в Тихвин, насильно быть возвращенным в среду и жизнь, уже окончательно ему чуждые. Острая депрессия, вызванная мучительными мыслями о том, что "самому с собою делать и как располагать вперед жить?", овладела им в Успенском, но только в 1831 году пришло долгожданное освобождение от сословной зависимости, и Совет Академии утвердил его художником.
Имя Заболотского приобрело известность, его работы появлялись на выставках, приобретались Обществом поощрения художников, а этюд "Крестьянин" получил ценное для него одобрение конференц-секретаря Академии художеств В.И.Григоровича и А.Г.Венецианова. Действительно, многое в картинах тех лет сродни работам венециановских учеников, они охватывают тот же круг сюжетов — интерьеры ("Внутренность домашней кухни", ок. 1833; "Внутренность комнаты любителя художеств А.Р.Томилова и его семейства", 1837), крестьянский жанр ("Голова русского мальчика", 1833; "Крестьянская девушка", 1832; "Крестьянин", 1830). Все это дало возможность причислить Заболотского к прямым последователям и даже ученикам Венецианова. Однако не стоит недооценивать и оттенок романтизма в творчестве Заболотского, и близость его к московской школе, более всего к В.А.Тропинину. С ним связывали Заболотского многие формальные приемы, в частности, любовь к искусственному освещению ("Девушка, уснувшая при свече", 1835; "Кухарка со свечкой", "Гадание на картах", 1830-е), а демократизация сюжетов, интерес к обыденным явлениям вообще характерны для русской живописи 1820-30-х годов.
При жанровой разносторонности Заболотского — он писал и бытовые сцены, и виды, в частности известный " Вид Старой Ладоги" (1833, ГРМ), на котором изображен город от реки Волхов, Георгиевская крепость и томиловское Успенское, — основное место в его творчестве отведено портрету. Это всегда камерные, интимные изображения людей, зачастую близких или знакомых, умело написанные в тонкой сгармонизированной цветовой гамме, с теплотой и симпатией к модели, но без особой глубины и проникновенности. Парадный портрет ему решительно не давался — портрет художника Ф.П.Толстого, начатый в качестве программы на звание академика, остался неоконченным.
Вероятно, в доме родственников Томилова Заболотский познакомился с М.Ю.Лермонтовым, который стал брать у него уроки рисования. Лермонтова художник изобразил трижды, и самым удачным можно счесть портрет 1837 года, находящийся ныне в Третьяковской галерее. Поэт, только что ставший известным своими стихами на смерть Пушкина, предстает перед зрителями в парадной форме лейб-гвардии гусарского полка. Облик его, одухотворенный и лишенный какой-либо позы, близок впечатлению Белинского от встречи с Лермонтовым: "В его словах было столько истины и красоты! Я в первый раз видел настоящего Лермонтова, каким я всегда желал его видеть... Какая нежная и тонкая поэтическая душа в нем!"
Живопись Заболотского, приобретая с годами большее мастерство, утрачивала непосредственность и некое несколько наивное обаяние, присущее молодым работам художника. Он писал редкие портреты, многочисленные образа для церквей, много преподавал в Рисовальной школе Общества поощрения художников, в Духовной семинарии и Военно-топографическом депо и на склоне жизни удостоился звания академика "во внимание к искусству и познаниям в художествах".