Явленский, Алексей Георгиевич (1864-1941)
Имя художника Алексея Георгиевича Явленского, почитаемого многими как крупнейшего мастера 20 столетия, мало знакомо широкой публике; еще меньше о нем, русском, знают в России. Последнее, возможно, коренится в том факте, что он окончательно покинул родину в 1914 году; связи прервались начавшейся первой мировой войной, а потом Явленский прижился на Западе, стал "своим" в кругу немецких художников. Безусловно, что, происходя из известных дворянских родов (среди его предков графы Ростопчины, поэтому в Германии художник добавлял приставку "фон" к своей фамилии), Явленский вряд ли смог принять революцию. Тем не менее духовного родства со своей родиной он никогда не порывал; он не только жил воспоминаниями о прошлом (кстати, в написанных им автобиографических записках "русским годам" отводится больше всего места и они более всего подробны), но оставался глубоко верующим, православным человеком. В Висбадене, где Явленский скончался, он похоронен на русском кладбище, приютившем немало сирот из России.
Находясь на перекрестке таких течений 20 века, как фовизм, экспрессионизм, конструктивизм и абстрактное искусство, Явленский, не обходя их стороной, оставался в них, как и в жизни, каким-то "гостем", стремясь к одиночеству и выработке собственных, часто крайне максималистских решений. В его наследии есть пейзажи и натюрморты, но больше всего его привлекали изображения голов, человеческих лиц, которые в конечном итоге стали преобладающей темой. Эти похожие в чем-то, но и меняющиеся лики, таинственные в своей непостижимой красоте, могут сравниваться только с иконописными, что для Алексея Явленского, конечно, не могло быть случайным.
Родившись близ Торжка, ребенком вместе с семьей Явленский попадает в 1874 году в Москву. По семейной традиции его отдают в кадетскую школу, потом в юнкерское училище. Только летом он выбирался в семейное Куслово, где двухэтажный дом старинной архитектуры стоял среди липовых аллей, цветников и хозяйственных построек. Так как отцу будущего художника приходилось как военному часто менять службу в гарнизонах, мальчик увидел Россию, полюбил ее просторы, краски, храмы, иконы. С шестнадцати лет в Москве он каждое воскресенье ходит в галерею Третьякова. После смерти отца семья перебирается в Петербург, Явленский начинает посещать классы Академии художеств. При нем осуществляются плодотворные перемены, на смену скучным профессорам, учившим рисовать гипсы, пришли А.И.Куинджи и И.Е.Репин. Правда, вкусы молодого человека еще не устоялись, и он мог любоваться в коллекции Д.П.Боткина Семирадскими, Похитоновыми, Мейсонье. У Репина дышать стало свободнее, проблемы колорита увлекли его именно там. Плюс ко всему имели особое значение музеи, в первую очередь Эрмитаж.
В мастерской Репина Алексей Явленский встретился с Марианной Веревкиной, дочерью известного генерала, вскоре скончавшегося. Вместе они решили поехать учиться, как многие русские, в Мюнхен. И в 1897 году они попадают к Антону Ашбе, известному педагогу, у которого тогда уже учились И.Э.Грабарь и Д.И.Кардовский. Вместе, настроенные крайне романтично, русские образовали подобие назарейского "Братства св. Луки". Вскоре к ним примкнул и Василий Кандинский. Явленский уже тогда считал, что "искусство не объясняет мир, что оно само — мир". Как и Кандинского, его влечет музыка, он становится поклонником Бетховена; в чем-то эти два выходца из России были схожи, однако Кандинский задумывал книгу "О духовном в искусстве", а Явленский теорий не любил. Ему думалось, как и многим тогда, что искусство будущего — искусство эмоциональное. Главное, что интересует живописца — "жизнь цвета".
От Ленбаха и Штука Явленский отказывается в пользу Ван Гога и Сезанна, Гогена и Ходлера. Большое значение имело знакомство с Матиссом в 1905 году в Париже. Там его приметил Сергей Дягилев, пригласивший на петербургскую выставку, где он на следующий год экспонировал работы вместе с В.А.Серовым, М.В.Добужинским, К.А.Сомовым. Однако ему было не по пути с художниками "Мира искусства". Явленский много путешествует, помимо Франции, часто посещает Италию и, конечно, без конца совершает наезды в Россию, где живут его мать и родные. Постепенно крепнет дружба с Кандинским. В 1908 году он вместе с Веревкиной живет в доме Кандинского и Габриэль Мюнтер в Мурнау.
Особое значение в жизни Явленского имела встреча с художником Эмилем Веркаде, бывшим другом Поля Гогена, ставшим впоследствии монахом монастыря в Бейроне. Веркаде не бросал живопись, хотел соединить новейшие стилистические искания с теологическими доктринами. Через Веркаде русский художник знакомится с другим сподвижником Гогена Полем Серюзье, основателем французской группы "Наби". Так Явленский познакомился с принципами символистского истолкования мира. Однако в отличие от Кандинского, который пошел к поискам абсолюта, он никогда не отрывался от натуры, пусть и метафорично ее преображая.
Кандинский привлек Явленского к организации "Новой ассоциации художников" в Мюнхене. Но чем больше Кандинский сближался с Францем Марком, тем больше удалялся от них Явленский. Те шли к созданию объединения "Синий всадник", Явленский нащупывал свой путь. В колористическом отношении работы 1911 года — самые экстатические по цвету. Краски полыхают, встречаясь в немыслимо дерзких сочетаниях, где киноварь спорит с веронезом, охра вторгается в берлинскую лазурь. Художественные критики сравнивали краски Явленского с византийскими мозаиками. Сравнение не самое удачное. Просто он, как и его знакомые и близкие ему по духу художники — Матисс, Кис ван Донген, Нольде, — шел к предельной интенсификации палитры, к ударным столкновениям красочных пятен. Делал все это Явленский, чтобы познать и выразить духовное начало своей души.
С 1914 года, когда он из-за войны вынужденно живет в Швейцарии, кантоне Во, появляются его знаменитые "вариации" (так назвал их сам художник). Это преимущественно пейзажи, натюрморты и, естественно, головы. Некоторые из ранних "голов" несомненно ведут происхождение от портретов и иногда сохраняют проблему сходства (портрет так называемой "Галки", художницы Эмми Шейер). Потом стали появляться обобщающие названия: "Испанка", "Фиолетовый тюрбан", "Лола". После знакомства с кубизмом нарастает линейность. Сильнее всего она ощущается к 1918-19 годам, когда гаснет волнующая чувственность ярких красок. Художника интересуют отвлеченные гармонии (композиция "Праформы"), Явленский считает, что "каждый находит в картине только то, что есть в его собственной душе".
В 1921 году художник переезжает в Висбаден. Вместе с друзьями, работающими в Баухаузе, с Кандинским и Клее, он, приглашая живущего в Висбадене Лионела Фейнингера, создает объединение "Синяя четверка" — невольное воспоминание о "Синем всаднике", да и, кроме того, указание на традицию истолкования голубого цвета как цвета мечты, духовности, как цвета фаустовского начала. Группу художники рассматривали как свободное объединение для пропаганды своего искусства. Висбаденский период отличается стремлением "конструировать" головы; колорит заметно высветлен, несколько цветных линий дают основные абрисы (всегда только анфас), поверх "плавают" несколько ярких пятен. Явленский говорил, что он ищет "новых средств не в расширении их выбора, но в их углублении". Что-то иногда напоминает композиции Пауля Клее. С 1930 года художник переходит к темным гармониям. Стиль получает эмблематический характер. Здесь вновь проявляется некая "иконность". Сами названия картин глубоко символичны: "Поэзия утра", "Карма", "Великая тайна", "Аврора". Болезнь глаз, грозившая слепотой, заставляет менять манеру. Он пишет жидкими, сильно разбавленными маслом красками, раскрашивая отдельные плоскости несколько небрежно, словно по памяти, не глядя. Но символичность образов не покидает его ("Сакральный час", "Пророк с Тибета"), Работал художник только для себя и еще, как сам говорил, для "своего Бога", работал в экстазе, со слезами на глазах. Немецкие друзья называли Явленского между собой "Иваном Карамазовым".
Отметим, что хотя Явленский делил свои картины несколько условно на "большие" и "маленькие", форматы их редко превышали шестьдесят сантиметров в высоту или ширину. Больше всего художник любил квадраты, умело вписывая в них овалы лиц. Последние свои работы, начиная с 1934 года, он называл "медитациями".
С приходом к власти фашистов искусство Явленского, как и следовало ожидать, было объявлено "отверженным и дегенеративным", с 1933 года ему запрещают выставляться и 72 работы конфискуются.
Сейчас, когда в полном объеме восстанавливается история отечественного искусства, изучаются международные художественные связи, открываются малоизвестные имена и явления, искусство Алексея Явленского не может не привлечь внимания. В нем много красочной зрелищности и, главное, высокой духовности.