Халс, Франс (1581/85-1666)
Всю свою жизнь — практически безвыездно — Франс Хале прожил в Харлеме. У современников его искусство не получило особенно широкого признания. И тем не менее Хале стал фигурой всеевропейского значения: он показал, что можно стать великим художником, будучи портретистом преимущественно одного слоя голландского общества — бюргерства. Как выглядели, какими были, какими воспринимали себя голландцы 17 века, мы узнаем, рассматривая его портреты.
Семнадцатое столетие знало необычайный взлет портретного искусства. Процесс постижения человеком себя, своего внутреннего мира являлся лишь частью общего процесса постижения человеком мира, который был свойствен тому времени. В голландских портретах отразилось гордое самосознание жителей только что освободившейся и сразу же вступившей в полосу буржуазного процветания страны.
Халс писал портреты, самые разные по назначению: и частные, интимные, и совсем маленькие, предназначенные для гравирования, и большие заказные, в том числе и групповые. Групповой портрет — специфически голландское проявление портретного жанра. В нем отразились характерные для голландского бюргерства черты коллективизма, корпоративного начала. Групповые портреты Халс писал в начале творческого пути, ими отмечен и конец его жизни. Всего им создано девять больших групповых портретов.
Ко времени появления Халса-художника уже сложилась традиция групповых портретов офицеров стрелковых гильдий, изображаемых во время банкета, который устраивал им магистрат по окончании года службы. Места за столом распределялись согласно рангу, так что современники легко узнавали портретируемых. В отличие от мастеров старшего поколения Халс придает своим героям больше индивидуальности. Взгляды некоторых персонажей обращаются прямо на зрителя. Удивительно живые и сложные человеческие взаимоотношения удается запечатлеть художнику в этих полотнах. Впервые в истории группового портрета Халс сумел выявить своеобразие каждого изображенного и, одновременно, нечто общее, присущее всей группе.
Халс обладал способностью передавать необычайную жизненность модели, редчайшим даром показывать смех. В знаменитом "Улыбающемся кавалере" (Лондон, собрание Уоллес) схвачена мимолетность ситуации: глаза сияют, на лице играет победная усмешка. Слева падает ровный свет, что характерно для многих портретов мастера. В его активном использовании — осознание художником той воодушевляющей силы, которой свет может наделять живопись. Великолепный костюм героя украшен множеством символов: пчела — род маленького Купидона — является эмблемой любви, узелки напоминают об узах любви, которые может разорвать только смерть. В своем портретном искусстве Хале отдает дань традиции символов. В его работах можно увидеть и символы верности — остролист и чертополох, и символы бренности — череп и розы. Но символы эти — дань моде, и введены они, скорее всего, по желанию заказчиков. Сами по себе герои Халса, нередко плотные и коренастые, полные сил и энергии, далеки от печальной символики. Та же, столь присущая моделям Халса витальность, делает самоценными и его детские образы.
"Жанровые портреты" Халса возникали, по всей видимости, под влиянием театральных постановок в камерах риторов. Вероятно, актер изображен в картине "Мулат" (Лейпциг, Музей изобразительных искусств). Известный голландский живописец той эпохи Ян Стен в одной из своих картин показал это произведение висящим на стене, а в качестве парного к нему — "Малле Баббе" (Берлин-Далем, Картинная галерея). Об этой модели неизвестно ничего, но, глядя на картину, нетрудно понять, почему Малле Баббе прозвали "харлемской ведьмой". В ее движении, демоническом смехе есть что-то животное. Малле Баббе сопровождает сова — символ греха, пьянства, власти зла над человеком. Картину эту много копировали, пытались вдохновиться ею при создании похожих образов. Живописная манера Халса, несмотря на ее предельную индивидуальность, довольно легко имитировалась другими художниками. Но никому не удавалось даже приблизиться к выразительности халсовского образа.
Хале никогда не стремится психологизировать свои достаточно приземленные модели, искать в них несуществующие, как правило, глубины. Но именно поэтому подчеркнуто земной, почти тяжелый и даже грубоватый темперамент художника позволял ему быть объективнейшим портретистом. При этом объективность не холодит, не выхолащивает его произведения. Хале схватывает в человеке жизнь, он любит движение и, что самое поразительное, передает его в портрете — едва ли не самом статичном жанре. Многое в портретах мастера говорит о его умении уловить мгновение: мотив движения, эффект прямого обращения героя к зрителю, мерцающий свет. Но самое главное здесь — метод работы быстрой кистью.
От Халса не сохранилось ни одного рисунка, ученые спорят по поводу ряда его произведений — являются ли они этюдами или законченными произведениями. Вероятно, мастер работал прямо на доске или на холсте, чтобы не возникало промежуточных стадий между замыслом и исполнением произведения. Халсу не требовалось много сеансов. Он, видимо, просто запоминал свою модель. Это был художник, для которого многое зависело непосредственно от характера самого процесса работы над портретом.
Хале стал одним из величайших реформаторов техники живописи. Он отказался от традиционной многослойной живописи и писал сразу, a la prima. Его картины подчас заставляют вспомнить искусство совсем иной эпохи — живопись второй половины 19 века. Кстати, художника, забытого еще в конце 17 века, вновь открывают именно в середине прошлого столетия.
Глядя на произведения Халса, мы словно присутствуем при самом процессе создания. Он не скрывает следы работы, пишет в так называемой "открытой манере". Мазок стремительный и точный, переписки встречаются очень редко, художник уверенно начинал и работал до конца. И не направление мазка следует за формой, но форма рождается из граничащего с хаотическим, бурного движения кисти.
На сегодняшний день сохранилось около двухсот произведений мастера. Надо учитывать, что его героями и заказчиками были обычные бюргеры, лишь однажды Хале изобразил европейскую знаменитость — французского философа Р.Декарта. Эти портреты не хранились во дворцах, не считались особо важными историческими или художественными реликвиями. А если учесть лихую, безалаберную натуру Халса, то можно представить себе, что сохранившееся на сегодня — лишь небольшая часть им созданного.
Когда в середине 17 столетия харлемский историк Т. Скревеллиус писал свою "Историю Харлема", он сказал о Халсе, что тот "своей необычной манерой живописи, которая принадлежит ему одному, в сущности превосходит всех. Его картины наполнены такой силой и жизненностью, что он, кажется, своей кистью бросает вызов самой природе... Они написаны таким способом, что кажется — они дышат и живут".