Кардовский, Дмитрий Николаевич (1866-1943)
Как и большинство художников начала 20 века, Дмитрий Николаевич Кардовский был универсальным мастером. Занятия станковой графикой и книжной иллюстрацией, работа в театре и педагогическая деятельность на протяжении всей его многолетней творческой жизни шли параллельно, дополняя и обогащая одно другим.
Кардовский родился в усадьбе Осурово Переславского уезда в небогатой дворянской семье. Мать, Мария Федоровна, учившаяся в молодости в Строгановском училище, увлекалась живописью. Рано потеряв мужа, она сама воспитывала пятерых детей, но продолжала рисовать "для себя" и учила сыновей.
Восьми лет Дмитрий был определен в гимназию в близлежащий Владимир на Клязьме, где он, по собственному признанию, не учился, а лишь без конца рисовал. Приехав в 1886 году в Москву, юноша поступил на юридический факультет университета и параллельно начал заниматься рисунком и живописью в частной школе архитектора Александра Гунста.
Окончив университет и отбыв воинскую повинность, двадцатишестилетний Кардовский был принят в Академию художеств. Ему посчастливилось попасть к замечательному педагогу Павлу Петровичу Чистякову, воспитавшему не одно поколение первоклассных мастеров. В 1894 году, после реформы Академии, преподавание перешло в руки художников-передвижников и Чистяков лишился своего класса. Однако верные воспитанники продолжали заниматься под руководством любимого учителя вне стен Академии — в студии соученика Кардовского Александра Гауша.
Из натурного класса Кардовского взял в свою мастерскую И.Е.Репин, которому понравились его ученические этюды. В репинской мастерской учились тогда Ф.Малявин, К.Коровин, А.Остроумова и другие известные в будущем художники. Со временем Репин стал бывать в мастерской редко, и занятия в классе именитого мастера потеряли свою привлекательность. Кардовский, бывший много старше своих соучеников, не имел права терять время впустую.
Мало усвоить внешние приемы, которыми любят щегольнуть некоторые наши профессора, говорил он, будущему художнику необходима система. Его идею поддержал вернувшийся из-за границы Игорь Грабарь. Вдвоем они решили продолжить художественное образование в Европе. Их выбор пал на мюнхенскую школу словесного живописца Антона Ашбе. Царивший там культ рисунка, требование досконального знания натуры крайне импонировали Кардовскому В мюнхенских работах впервые проявилась его необыкновенная наблюдательность и исключительная память. По словам Грабаря, "он умел передать давно пережитое впечатление, точно восстановить события, обстановку, характер действующих лиц — все до мельчайших подробностей".
В 1900 году вместе с молодой женой, художницей Ольгой Делла-Вос, Кардовский возвратился в Петербург. 1 ноября 1902 года за академическую программу "Самсон и Далила" ему было присвоено звание художника. Внезапная болезнь, отъезд на лечение в Крым и последовавшие денежные затруднения заставили мечтавшего о живописи художника взяться за предложение издательства А.Ф.Маркса проиллюстрировать "Каштанку" А.П.Чехова (1902-03). Работа была большой — 55 рисунков углем. Манера исполнения иллюстраций напоминала мюнхенские светотеневые рисунки. В точном следовании фабуле произведения проявлялись особенности острой зрительной памяти художника: создавалось впечатление, что даже "рисуя от себя он действительно почти рисовал с натуры". Можно сказать, что во время работы над "Каштанкой" сформировались основные художественные принципы Кардовского-иллюстратора: максимальная приближенность к тексту, стремление проникнуть в замысел писателя, восприятие литературных персонажей как реально существовавших.
Иллюстрации к "Невскому проспекту" Н.В.Гоголя (1904) принесли Кардовскому широкую известность. Как и лучшие петербургские мастера книжной графики, художник проявил себя мастером высокой культуры оформления книги. 26 рисунков итальянским карандашом, композиционно подчиненных построению книжного листа, в сочетании с другими элементами оформления создали единый организм книги. В "Невском проспекте" на смену красочному пятну пришло собственно графическое начало. Тон заменил штрих, моделировку форм — четкая линеарная обрисовка контура. Непосредственная передача натуры уступила место поиску стиля. Но, как отметил один из исследователей, в отличие от мирискусников Кардовский изучал прошлое, не реставрируя стиль эпохи, и не был ретроспективистом. Как добросовестный историк, он пытался воссоздать характер минувшей эпохи. Особенно близки были ему темы патриархальной русской провинции, грибоедовской Москвы и пушкинского Петербурга.
Со скрупулезностью исследователя рисует художник школьные исторические картинки для издательства Кнебель; делает цикл работ, связанный с бессмертной комедией "Горе от ума" (1907 -12), в котором, подчас не в меру, увлекается бытовыми подробностями грибоедовского времени. Кардовский ищет адекватную своему творческому видению манеру; пытается сочетать живописное и графическое начала, цветовое решение с плоскостностью, линеарностью. Композиции его листов усложняются, действие разворачивается сразу в нескольких планах, но владение формой и объемом неизменно остается виртуозным.
Способность тонко улавливать оттенки характера персонажей, интерес к решению мизансцен, к точному воссозданию исторической обстановки приводит Кардовского в театр. Его театральные работы не носят каких-либо новационных идей. В театральных эскизах он разрабатывает рисунок роли, грим, костюм, саму мизансцену, иногда даже позу и жест. По своему характеру они мало отличаются от иллюстраций. Кардовский-сценограф удачно вписался в атмосферу Малого театра с его традиционной приверженностью к реалистической литературе, культивированием бережного отношения к замыслу драматурга и интересом к психологическим характеристикам персонажей. "Лес" (1920), "Ревизор" (1922), "Бедность не порок" (1923-24), "Нахлебник" (1924-25) — далеко не полный перечень театральных работ Кардовского.
Занятия книжной и станковой графикой, театр не мешали Кардовскому вести активную педагогическую работу, к которой он приступил сразу по окончании Академии. В 1903 году Кардовского назначают помощником по мастерской Репина, а с 1907 года ему доверена собственная мастерская. Он получает звание профессора и в 1911 году избирается действительным членом Академии художеств. По его инициативе создается Новое общество художников, цель которого — поддерживать только что закончивших Академию живописцев, скульпторов, архитекторов.
Педагогические принципы, унаследованные Дмитрием Николаевичем от Чистякова, Репина и Ашбе, он передавал своим воспитанникам, в числе которых были А.Н.Савинов, В.И.Шухаев, А.Е.Яковлев, П.А.Шиллинговский. В его мастерской всегда царила серьезная, профессиональная атмосфера. Не приемля консерватизма академической системы, Кардовский пытался учить, всячески поддерживая творческую индивидуальность. "Вечное изучение вечных законов природы" — таково было его художественное и педагогическое кредо.
После ликвидации Академии в 1918 году Кардовский переезжает в Переславль-Залесский, где в течение двух лет помогает местному музею в организации картинной галерей. С 1920 года художник живет в Москве. Он преподает на печатно-графическом, а затем на станковом и театрально-декорационном факультетах Вхутемаса. Параллельно, с 1922 по 1930 год, Кардовский преподает в художественной студии К.М.Чемко на Тверской. В 1928 году исполняется 25 лет педагогической деятельности художника. В честь этого события в январе 1929 года в Москве проходит выставка, демонстрирующая работы пятидесяти его учеников.
В 1936 году, за семь лет до смерти, художник вынужден отказаться от собственного творчества: левая рука парализована. Кардовский прекращает педагогическую деятельность во вновь организованной Академии; останавливается его работа в издательствах, для которых в начале 1930-х годов он интересно проиллюстрировал "Петра I" А.Толстого и "Соть" Л.Леонова. Он не может продолжить начатую еще в двадцатые годы серию станковых акварелей на тему восстания декабристов.
Дмитрий Николаевич Кардовский оставил в наследие своим ученикам любовь к реалистическому воспроизведению мира. Его книжные иллюстрации являют нам образец острой наблюдательности, мастерского воссоздания духа эпохи и точности прочтения литературного произведения.