ван Бейерен, Абрахам (1620/21-1690)
Творчество Абрахама ван Бейерена принадлежит к вершинам голландского натюрмортного жанра. После веков господства в живописи религиозных, а позднее и мифологических сюжетов изображение мира предметов обрело самостоятельность благодаря замечательным достижениям голландских художников 17 века. Мастеров натюрморта, подобно большинству живописцев Голландии, отличала узкая специализация, верность в творчестве одной разновидности жанра; тем самым создавалась возможность глубокого проникновения в избранную тему. Каждый художественный центр разработал определенный тип натюрморта. Так, для Утрехта характерен цветочный, для Гааги — рыбный, в университетском Лейдене сложился тип "ученого" натюрморта "vanitas" ("суета сует"), в Роттердаме предпочитали изображения кухонной утвари в интерьере, а в Харлеме — знаменитые "завтраки". В целом же голландский натюрморт охватывает бесконечное разнообразие мотивов, в нем представлено все богатство фауны, флоры и мира вещей, созданных человеком.
Абрахам ван Бейерен родился в Гааге и был учеником гаагского художника Питера де Пюттера, мастера рыбного натюрморта. В 1640 году Бейерен был принят мастером в гильдию живописцев, с 1657 начались его странствия. Художник переехал в Делфт, в 1663 году вернулся в Гаагу, затем работал в Амстердаме, с 1678 — в местечке Оферсхи, где и умер. Частые переезды, по-видимому, были вызваны преследованиями кредиторов — известно, что живописец роскошных "десертов" и "букетов" умер в бедности.
От своего учителя Бейерен перенял интерес к изображению рыб. Три картины из собрания ленинградского Эрмитажа позволяют составить представление о характере искусства Бейерена. Создавая разные композиции на одну тему, художник в одном случае размещает улов на берегу моря ("Рыбы на берегу"), в другом — располагает на кухонном столе ("Рыбы на столе"), в третьем подвешивает на крюке на стену ("Рыбы в корзине"). Корзины не в состоянии вместить обильную добычу, рыбы выплескиваются на песок, на стол; художник любуется причудливыми формами омара, краба, ската. В общей сдержанной гамме натюрморта рыбы создают звучный цветовой аккорд. Свободная, почти эскизная манера письма придает изображению жизнь и движение, написанная жидкой краской чешуя отливает влажным блеском. Композиционной изобретательностью и мастерством живописи натюрморты Бейерена превосходят скромные картины Питера де Пюттера и заслуженно считаются лучшими произведениями в жанре голландского рыбного натюрморта. Расцвет этого жанра закономерен в прибрежном городе, каким является Гаага. Морской промысел очень много значил в хозяйстве Голландии и в жизни ее народа. Недаром торговля сельдью стала "золотым дном" Голландии, одним из важнейших источников богатства и процветания республики.
Работа в других городах, соприкосновение с иными художественными кругами, вероятно, послужили импульсом к увлечению Бейерена темой богатых "десертов" и "букетов", — именно эти разновидности натюрморта чаще встречаются в его позднем творчестве. В десертах дано изображение накрытого стола с драгоценной посудой и изысканными закусками. Эволюция этого вида натюрморта от "завтраков" харлемских художников первой трети 17 века очевидна: тот же прием помещения стола у переднего края картины, на фоне глухой стены, в зависимости от группировки предметов развитие композиции по вертикали или горизонтали. Но вместо голой столешницы или льняной салфетки — бархатная скатерть; вместо глиняной, оловянной или гладкой серебряной посуды — изощренно украшенные золоченые кубки и таццы, делфтский фаянс; вместо сыра, булочки и ветчины — виноград, апельсины, устрицы. Достигнутое в середине столетия процветание Голландии породило стремление к роскошному образу жизни, и как его отголосок в живописи возник нарядный "десерт". Знаменитым мастером "роскошных" натюрмортов был живописец из Делфта Виллем Калф. Рядом с ним справедливо назвать Абрахама ван Бейерена. Не только состав предметов — сама живопись становится драгоценной в этих натюрмортах. Эскизный трепетный мазок художника виртуозно передает мерцание благородного металла в полумраке интерьера, отблеск солнечного луча в бокале с вином и самый воздух, пронизанный игрой тончайших рефлексов, рожденных соседством предметов ("Натюрморт с бокалом вина", Вена, Художественно-исторический музей; "Закуска", Ленинград, Гос. Эрмитаж).
На первый взгляд, единственное содержание голландских натюрмортов заключается в любовании вещью. Однако это не так. Завоевав формальную независимость, натюрморт помнил о своих корнях. Первые изображения предметов в нидерландской живописи появились в рамках религиозной картины 15 века, где их присутствие имело глубокое религиозно-символическое значение. В изображении "Тайной вечери" хлеб и вино были знаком таинства причастия, в картинах "Мадонна с младенцем" гвоздика символизировала пролитую кровь Христа, книга — мудрость Священного писания, виноград — искупительную жертву и т. д. Этот второй, символический, смысл сохраняется в произведениях 17 века, видоизменяясь в соответствии с духом времени, переплетаясь с элементами светской символики и получая многозначность толкования из-за давней и разветвленной традиции символико-аллегорического восприятия предмета, идущей из средневековья. В "десертах" Бейерена, насладившись зрелищем красивых вещей и сочных фруктов, блеском серебра и стекла, переливами бархата и почти насытившись ароматом и вкусом плодов и вина, мы замечаем на краешке стола небольшие карманные часы, напоминающие о быстротечности человеческой жизни и ее радостей. Неумолимо отсчитывая бег времени, они свидетельствуют о бренности земной красоты. Не столь очевиден смысловой подтекст в рыбных натюрмортах, но можно предполагать, что они соотносились с аллегорическим значением рыбы — знаком водной стихии. Сложен и не всегда до конца ясен символический язык цветочных натюрмортов, ибо каждый отдельный цветок и сочетание различных видов растений имели устойчивую религиозную символику, а также ассоциировались с атрибутами весны, Флоры, добродетелей, аллегорий чувств и т. п. Однако неизменным оставалось главное — переносное значение "букетов", чье великолепное, но краткое цветение было воплощением бренности жизни и живописным эквивалентом заповеди "помни о смерти". Забытые теперь, эти символы были в свое время общеизвестны благодаря широкому распространению эмблематических книг и дарили зрителю двойное удовольствие — созерцание и проникновение в высший смысл, скрытый за видимой оболочкой вещей. Такое восприятие было характерно для культуры 17 века, любившей воплощать самые отвлеченные аллегории в предельно конкретных и чувственно-осязательных образах и распространившей этот принцип даже на "бессюжетные" жанры искусства — натюрморт.