Вилье, Михаил Яковлевич (1838-1910)
Краткая, но выразительная характеристика почти забытого ныне пейзажиста Михаила Яковлевича Вилье содержится в книге Александра Николаевича Бенуа "Мои воспоминания". Однако запечатленный Бенуа завсегдатай светских салонов, колоритный "петербургский англичанин" был еще и модным в свое время акварелистом, влиятельным членом Императорского акварельного общества. Его огромное по объему художественное наследие вполне заслуживает сегодня внимания и объективной оценки.
Странным представляется современному вкусу тот подход к акварели, что культивировался в России второй половины XIX века, когда эта техника, собственно, обрела официальные права гражданства (в 1880 году основано Императорское акварельное общество, или Общество русских акварелистов, и, таким образом, акварель превращается в искусство "выставочное"). Кажется, что в листах Вилье и его товарищей по Обществу игнорируется сама специфика живописи водяными красками — текучесть мазка, прозрачность размывов, воздушность и проницаемость фактуры. Напротив, в них присутствуют точность объемов и контуров, стереоскопическая выпуклость изображения, отчетливость передачи далевых планов. Такую суховатую, педантичную в деталях манеру "привил" русской акварели учитель Вилье и многих других членов Общества Луиджи (Людвиг Осипович) Премацци. С его легкой руки акварель второй половины XIX века утвердилась как видопись — объективная, безоговорочно натурная, апеллирующая к разумной жажде познания не меньше, нежели к эстетическому и эмоциональному чувству. Художник-видописец, путешествующий и фиксирующий на бумаге дорожные впечатления, — таков характерный образ акварелиста этого времени. Этнографическая — даже натуралистическая — нацеленность требовала зоркости глаза и точности руки; естествоиспытательский "холодок" входил в "условия игры". Акварель была "привилегированным искусством": виды украшали альбомы высшей знати, члены императорской фамилии оказывали покровительство Обществу. Эта аудитория проявляла интерес скорее к самому мотиву, нежели к специфике живописного преобразования натуры. Отчасти и узкая среда распространения, и социальный статус большинства художников (не один Вилье в этом кругу мог гордиться аристократическим происхождением) "повинны" в том, что в русской акварели второй половины XIX века присутствовал некий оттенок необязательности — более светского развлечения, чем профессионального искусства: и это несмотря на то, что среди живописцев, целиком посвятивших себя этой технике, были серьезные мастера. К их числу безусловно принадлежал и Вилье.
По типу личности, по биографии, по художественным пристрастиям Вилье — характерный представитель Общества акварелистов. Живописная его карьера осуществилась как бы между прочим. Начинал он типично для петербургского аристократа — на военном поприще (воспитание в Николаевском юнкерском училище, служба в привилегированном Преображенском полку), но параллельно брал уроки у Премацци и с юности (с 1852 года) посещал классы Академии художеств. К моменту отставки (Вилье покинул гвардию в 1862 году в чине подпоручика) его работы уже успели примелькаться на академических выставках, и в следующем, 1863 году он удостаивается звания художника за серию акварелей, представляющих виды Ревеля и Нарвы. Далее — путешествия по Европе: их география полностью отразилась в акварельных листах и живописных полотнах — "Вид королевского замка в Шотландии" (1873-1874), "Вечер в Венеции" (1873-1874), "Вид города Эсслингена близ Штутгарта", "Кладбище Св. Петра в Зальцбурге" (1873-1874), "Осенний вечер на Маасе" (1875), "Улица в Сан-Ремо" (1875), "Православная церковь в Париже" (1878), "Вечер в Добрудже" (1882), "Русская церковь в Копенгагене" (1884), "Берег залива в Норвегии" (1882), "Виллафранка возле Ниццы" (1886), "Несение даров в Бретани" (1886) и так далее.
Только к 1886 году Вилье окончательно поселяется в Петербурге и быстро становится заметной фигурой в столичных художественных кругах как один из "столпов" Общества акварелистов. Его перспективные виды включены в экспозиции Всемирных выставок. В 1880-1890-е годы Вилье работает над выполнением императорского заказа, связанного с памятниками древнерусской архитектуры, и издает альбом зарисовок русских орнаментов и утвари ("Образцы декоративного и прикладного искусства из императорских дворцов и церквей". СПб., выпуск I, 1901 — 1908). Таким образом, его творческая деятельность — вполне в духе времени — питается стимулами полезности, а, казалось бы, чисто художественная проблематика непременно оказывается осложнена археологическим или этнографическим привкусом.
Мастеровитость, высокий профессиональный уровень всегда отличали искусство Вилье. Но в листах проходных "сделанность" нередко переходит в засушенность. Стремление откликнуться кистью на все, вызывающее познавательный интерес, приводило к излишнему фотографизму акварелей, поскольку далеко не всегда рассудочная потребность отразить в листе красивый вид сопровождалась сильным эмоциональным откликом. Свою художественную задачу Вилье видел в точном отображении натуры. Акварель, выполненная на месте, заменяла фотографию с неизбежными потерями в образности, которыми такая подмена чревата.
Однако известная натуралистичность, прозаизм и сухость живописного языка не есть специфические качества манеры Вилье — скорее это "болезни роста" русской пейзажной акварели второй половины XIX века, обретающей свое лицо и статус жанра. В это время для нее наиболее характерен жанр архитектурной ведуты, одновременно и хранящей следы романтических представлений (любовь к эффектам лунного света, к мотиву руин), и тяготеющей к натуралистической "правде" деталей. Такого рода акварели составляют большую часть художественного наследия Вилье.
Объективная оценка творчества художника не может основываться только на сегодняшних эстетических критериях — она должна учитывать представления своей эпохи. Современники Вилье ценили его искусство. Сегодня очевидны как достоинства, так и недостатки подобной манеры: с одной стороны, тенденция к натурализму и фотографичности, но с другой — филигранное совершенство рисунка, прелесть тщательной раскраски. Наслаждение, испытываемое при разглядывании листов Вилье, сродни тому, которое возникает при перелистывании старинного альбома, когда радует не столько качество отдельных вещей, сколько завершенность и эстетическая самоценность целого, воспринимаемого в единстве как факт культуры. Искусство этого художника — факт не слишком, быть может, яркий, но весьма характерный, — и уже это заставляет отнестись к его творческому наследию с интересом и уважением.