Козлов, Гавриил Игнатьевич (1738-1791)
Среди мастеров, связанных с первой российской Академией художеств, среди первых ее профессоров, в числе друзей виднейших деятелей русской культуры второй половины XVIII века — А. П. Лосенко, Ф. С. Рокотова, Д. Г. Левицкого, В. И. Баженова, А. А. Нартова, И. П. Кулибина постоянно встречается имя Гавриила Игнатьевича Козлова. При жизни он пользовался признанием и достиг высоких чинов — Козлов был адъюнкт-ректором Академии, но работ его дошло до нас совсем немного, творчество до самого последнего времени оставалось почти неизученным, а биография — полной неясностей и часто загадочной. И лишь совсем недавно, благодаря тщательным архивным поискам, яснее обрисовался облик этого яркого, талантливого художника.
Еще первый историк Академии художеств Г. Реймерс писал о нем, сожалея о нереализованных до конца возможностях: "Что вышло бы из этого человека, одаренного от природы таким редким гением, если б он путешествовал и учился?" "Откуда он мог явиться и занять кафедру, для чего, без сомнения, требовались знания и художественные достоинства?" — гадал Н. В. Кукольник и предполагал, с зоркой проницательностью: — "Должно думать, что он был из числа иконописцев московских или вольный охотник, обучавшийся живописи у Вишнякова и Бельского". И действительно, Гавриил Игнатьевич Козлов был москвичом, крепостным князя П. В. Тюфякина. Вероятно, с детских лет его обучали живописи, поскольку в документах его, пятнадцатилетнего мальчика, именуют уже живописцем. Когда недовольная затянувшимся строительством Царскосельского дворца императрица Елизавета Петровна велела собрать в Петербург мастеров со всей России, в число их попал и Козлов. Крепостные художники работали под присмотром солдата по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, первое время не имея даже денег на кусок хлеба. Заступничество Антония Перезинотти, руководившего живописными работами во дворце, доставило Козлову ежемесячный заработок и зачисление в живописную команду Канцелярии от строений, ведавшей всеми строительными работами в столице и ее пригородах.
Три года, с 1753 по 1756, Козлов работал в Царском Селе вместе с И. И. Бельским и И. Я. Вишняковым под руководством Перезинотти. Ими исполнены были плафоны дворца, по размерам своим и сложности композиции в России не имевшие равных — достаточно сказать, что плафон Большого зала имел площадь 900 квадратных метров. Антония Перезинотти и Джузеппе Валериани, ведущих мастеров декоративно монументальной живописи, можно назвать главными учителями Козлова. Школа их дала художнику свободу в сочинении сложных композиций и развила чувство декоративизма.
Следующие шесть лет прошли в подобных же работах на строительстве Летнего и Зимнего дворцов в Петербурге, дворцов в Петергофе и Ораниенбауме, оформлении спектаклей придворного театра. В то время бурного строительства и украшения Петербурга живописная команда была перегружена работой, она же оформляла и бесчисленные празднества, на ней же лежала обязанность чинить и поправлять, исполненные в спешке, быстро ветшавшие росписи.
Одновременно Козлов пробует свои силы и в станковой живописи. Единственная сохранившаяся его картина — "Апостол Петр отрекается от Христа" — эффектно написанная, динамичная ночная сцена, предназначалась для представления в недавно созданную Академию художеств. Публичное академическое собрание 19 августа 1762 года удостоило звания адъюнктов Академии Василия Баженова, Антона Лосенко, Кирилла Головачевского, Ивана Саблукова и Гавриила Козлова — последнего с оговоркою: "когда будет свободный".
Вольным Козлов стал в середине 1763 года; Реймерс писал, что он был выкуплен "на свободу Академией во время правления Шувалова", известного мецената, первого куратора Академии. Само беспрецедентное зачисление в Академию крепостного и вероятное участие Академии в его освобождении свидетельствует, насколько она нуждалась в талантливых людях.
Первой работой его, с Академией связанной, было оформление набережной Невы и академического здания в связи с предстоящими летом 1765 года торжествами по случаю утверждения устава Академии художеств. Торжества эти завершились вручением дипломов новым академикам, в числе которых был и Козлов.
Недостаток в профессорах приводил к большой загруженности Козлова: первый русский преподаватель рисования с гипсов и натуры, он работал почти во всех классах Академии, о чем свидетельствует контракт, подписанный художником и определявший его занятия: "четыре дни в неделю, а именно: понедельник, вторник, четверг и пятницу по утру от девяти до одиннадцати часов перед полуднем быть в академических классах для исправления в рисунках, колерах и композиции, с изъяснением всего, что к знанию художника потребно; пополудниж в помянутые дни от четырех до шести часов тоже делать в классах рисования с гипсов и натуры. Естли же по каковому случаю Академия заблагоразсудит, то мне становить гипс и модель в натурном классе, а как нужно смотреть во обучении рисования воспитанников за определенными мастерами в воспитательном училище, то в пятницу по утру вместо академических классов быть там для надзирания и поправления оными... Среда, суббота, воскресенье и все свободные от классов дни, дозволить мне для моего упражнения". Деятельность Козлова в Академии была весьма плодотворной: в одном лишь классе исторической живописи он обучил более тридцати художников, а двенадцать его бывших учеников впоследствии стали академиками.
Помимо преподавания Козлов имел также немало самостоятельной работы. Он — автор многочисленных аллегорических композиций, представляющих то "Изображение жизни человеческой", то "Любовь к полезным упражнениям", то "Правление важными делами" или "Благородство и добродетель", "Великодушное благодеяние" для фронтисписов, заставок и концовок уставов Императорского кадетского корпуса и Пансиона воспитания благородных девиц, книги об учреждении Московского воспитательного дома и иных, каждая из которых отличается высоким качеством оформления. Он участвовал и в работе комитета, назначенного Екатериной II для "составления медальерной истории со времени Петра Великого". Этот комитет, членами которого были также Якоб Штелин и известный французский медальер Ж. Л. де Вилли, должен был изготовлять рисунки по программам, разработанным другим комитетом, куда входили историк князь М. М. Щербатов, поэт М. М. Херасков, писатель и переводчик А. А. Нартов. Плодом двухлетнего труда явились рисунки для 128 медалей на события жизни и правления Петра I с описаниями и историческими комментариями, так никогда и не воплощенные в материале.
В течение двенадцати лет Козлов заведовал Петербургской шпалерной мануфактурой, возглавив ее в период расцвета, когда шпалерное производство в России обрело самостоятельность. В директорские обязанности входил выбор произведений, предназначенных для воспроизведения в шпалере, разработка картонов — моделей в натуральную величину, создание новых эскизов — во всех этих работах весьма пригодился опыт декоратора. Но этим не ограничивалась работа мастера в декоративно-прикладном искусстве. Около двух десятков лет Козлов создавал по заказам влиятельного вельможи князя Г. А. Потемкина, знатока и ценителя искусства, эскизы предметов дворцового убранства, исполнявшиеся затем в бронзе, цветном камне, фарфоре, золоте, серебре. Он же был автором эскизов знаменитых дворцовых, так называемых орденских — Александро-Невского, Георгиевского, Владимирского и Андреевского сервизов, элементами декора которых служили орденские звезды и ленты.
Именно ловкость рисунка восхищала современников мастера, именно как умелого рисовальщика засыпали его заказами. К сожалению, до наших дней дошли лишь пять рисунков Козлова, большинство из которых — аллегорические композиции. Но один из них позволяет предполагать в его творчестве существование еще одного жанра. Это редчайший в наследии Козлова портретный натурный рисунок, изображающий детей художника Павла и Александру и выполненный, судя по их возрасту, в последние годы жизни их отца. Исполненный с такой трепетностью, простотой и гармоничностью, естественностью, свободой, ясностью и нежностью рисунка, он просто не может быть единственным исключением в творчестве художника. И остается только сожалеть, что еще одна грань — камерный интимный портрет — осталась для нас сокрытой в наследии этого художника разностороннего дарования, редкой работоспособности и тонкого мастерства.