де Томон, Тома (1760-1813)
Среди архитекторов, работавших в Европе в сложную "пограничную" эпоху между классицизмом и романтизмом, немногим удалось воплотить художественные идеалы времени с такой глубиной и в то же время с таким размахом, как Тома де Томону. Томон родился в 1760 году в Берне. Образование он получил в Королевской Академии архитектуры в Париже, которую окончил в 1785 году. После традиционного итальянского путешествия, право на которое давала полученная им академическая премия, он целый ряд лет работал для крупной европейской знати за пределами Франции. Из Вены он приехал в Петербург с рекомендацией русского посла Д. М. Голицына и быстро сделался известным — прежде всего своими рисунками. С воцарением Александра для него начался период интенсивной архитектурной деятельности.
Классический стиль всем известных построек Томона в России (а среди них — ансамбль Биржи, дом графини Лаваль, мавзолей "Супругу-благодетелю" в Павловске, не сохранившиеся ныне Большой театр и амбары Сального Буяна в Петербурге и др.) только внешне выглядит ясным и простым. На самом деле за чеканными, лапидарными формами его классики, по существу, лежит уже романтически-образный подход к архитектуре, интерес к настроению, эмоциональному отклику, рождаемому архитектурным образом.
Выражением этой сложности художественной концепции Томона является бросающаяся в глаза "двойственность" его творчества. Тома де Томон — архитектор, опытный строитель, и он же — известный рисовальщик, рисунки которого — самостоятельные станковые произведения — чрезвычайно ценило тогдашнее общество. Причем если в архитектуре стилю Томона были присущи монументальность, весомость и предельный лаконизм, то в рисунке он стремился к грациозной изысканности линии, доходящей иногда до орнаментальности. Однако представляется, что это лишь видимое противоречие, и на деле графика Томона как раз и интересна тем, что объясняет многое в характере его архитектуры.
Наиболее постоянная тема рисунков Томона — это Италия. Но напрасно было бы искать здесь реальных итальянских впечатлений. По большей части это рисунки-фантазии, произвольные романтические "воспоминания", в которых реальность уже смешалась с творческими идеями самого автора. Недаром самая известная графическая серия Томона так и называется "Воспоминание Италии". Более того, в рисунках, навеянных Италией, временами, пожалуй, больше ощущается не Италия, а...Греция. Художник настойчиво изображает греческие надписи на статуях богов и надгробиях, да и сам характер своего тонкого перового рисунка он стремится приблизить к "греческому" — любуясь, стилизуя, не избежав при этом момента романтического преувеличения. Идиллические стаффажные фигурки, населяющие его листы, должны были тогда казаться буквально "сошедшими" с греческих ваз и барельефов.
Однако очевидно, что и формы архитектуры Томона были по-своему навеяны Грецией, а именно, архаическими храмами Пестуна, которые в то время считались воплощением эллинского в архитектуре. "Открытые" невдалеке от Неаполя еще в середине XVIII века, они уже тогда поразили художественный мир своей монументальностью и мужественной мощью. Архитекторы рубежа XVIII -XIX веков уже осмеливались придавать эти качества своим проектам. Очевидно, что в своей интерпретации этого стиля Томон так же стремился к выражению "антично-греческого", как и в утонченном графизме своих рисунков. Поэтому можно было бы сказать, что архитектурный стиль Томона есть также, в свою очередь, некоторый художественный "образ", выразительно "рисующий" дух и характер эллинской культуры.
О том же по-своему свидетельствует и обратное "перетекание" архитектурной мысли Томона в рисунок. Здесь и там в его "Воспоминаниях Италии" на втором плане рисунка возникают своеобразные сооружения — не собственно римские или греческие, а совершенно оригинальные, томоновские, среди которых можно угадать ряд невоплощенных замыслов архитектора. Рисунки такого рода дают возможность понять главную особенность архитектурного мышления Томона. Ему было присуще органическое видение пейзажиста, в котором архитектура живописно сливается с окружающей ее природой. Он предпочитал "отодвинуть" придуманную им архитектуру на задний план и рассматривать ее издали, так чтобы она зрительно врастала в окружающий пейзаж, утверждала себя в нем как элемент пейзажа.
Эта черта искусства Томона уже окрашена романтическим культом природы, заставлявшим по-новому всматриваться в пейзаж и включать его в свой замысел. Как архитектор Томон, там, где это было возможно, сознательно искал контакта сооружения со средой, извлекая отсюда живописные и эмоциональные эффекты, "говорившие" людям начинавшейся романтической эпохи больше, чем язык чистой архитектуры. Таков был, например, его замысел театра для Одессы, здание которого, напоминающее древний храм, должно было быть отлично видно с суши и моря, венчая собой пейзаж, придавая ему символическое звучание.
С еще большей определенностью эта творческая установка выразилась в мавзолее "Супругу-благодетелю", который был выстроен Томоном в Павловском парке. Здесь архитектором было спланировано не только само здание, но и все его природное окружение, которое должно было выглядеть "мрачным" и "диким", создавая тем самым эмоциональный фон для траурно-сурового архитектурного образа.
Именно эти черты метода Томона, которые вытекают из видимой двойственности его фигуры как "архитектора-художника" (связь его архитектуры с образным воссозданием античного мира; живописное видение архитектуры в единстве с пейзажем), определили характер главного его произведения и одного из наиболее выразительных ансамблей мировой архитектуры — Стрелки Васильевского острова со зданием санкт-петербургской биржи.
Восточная часть Васильевского острова издавна формировалась как торговый и деловой центр города. В различное время, при составлении генеральных планов, уже предполагалось превращение его в единый архитектурный ансамбль. Градостроительное мышление зодчих XVIII века понимало эту задачу как застройку набережной, ориентированной на противоположный берег Невы и Зимний дворец. В соответствии с таким планом в 1784 году здесь началось строительство каменного здания биржи по проекту Дж. Кваренги. Это строительство к началу XIX века так и не было доведено до конца.
Когда работы по исправлению биржи были переданы Тома де Томону, то он составил совершенно новый проект, который шел вразрез со всей сложившейся традицией ведения застройки этой части острова. Старую кваренгиевскую биржу предполагалось разобрать, а новую строить не на набережной, а на самой оконечности острова, разделяющей Большую и Малую Неву, так называемой "стрелке", по основной ее оси.
Отныне в этом месте создалась совершенно иная градостроительная ситуация. Весь ансамбль приобрел другую ориентацию — не на противоположный берег, а на саму реку, которая, таким образом, сама стала важнейшим образным элементом ансамбля и получила подобающее ей художественное осмысление. Здание биржи стало доминирующим элементом этого нового пейзажа.
При таком положении биржи вопрос о ее архитектурном облике становился особенно ответственным. Отталкиваясь от проектов французской архитектурной школы конца XVIII века, Томон постепенно приходит к излюбленной им простой монументальной форме храма-периптера, подобного пестумским храмам. Но организовать вид с реки с помощью одного простого объема кажется ему недостаточным. С самого начала в поле его размышлений входит идея двух ростральных колонн-маяков, фланкирующих биржевое здание. Эти маяки и устроенная между ними пристань для кораблей завершают задуманную Томоном "картину". Ибо что, как не монументальную картину, представляет его замысел? Реальную необходимость мощных маяков на реке можно счесть весьма относительной. Но сочетание стоящего над самой водой периптера с ростральными колоннами — излюбленным элементом театральных архитектурных фантазий классицизма на тему античности — превращало выстроенную на реке биржу в художественный образ "морских ворот" города, достойных какой-нибудь могущественной древней державы.
Этот образ был полностью созвучен духу классического Петербурга. И не только созвучен, но и внес в его "звучание" одну из наиболее эмоциональных торжественных нот. Если предшествовавшая Тома де Томону классика XVIII века притягивала своей строгой архитектурностью, то его специфическое художественное видение привнесло сюда живописный и ассоциативно-смысловой момент, приоткрывающий романтическую поэзию "воспоминаний об античности", лежащую в глубокой основе всякой классической формы.