Шмидт, Георг Фридрих (1712-1775)
Георг Фридрих Шмидт, один из лучших граверов XVIII века и, наряду с Д. Ходовецким, крупнейший гравер Германии, родился в бедной семье ткача. Вопреки воле отца он поступил в Берлинскую Академию и стал учеником гравера Георга Пауля Буша, мастера незначительного, но преподавшего своему ученику секреты техники ремесла.
Немецкая художественная школа переживала в этот период время застоя, и поэтому больше, чем курс в Академии, способному юноше дали, пожалуй, собственные занятия и копирование гравюр. Вскоре, впрочем, учение прервалось — в течение шести лет Шмидт должен был отбывать воинскую службу, не упуская, однако, возможности в каждую свободную минуту продолжать занятия рисунком и копировать эстампы французских мастеров. Тогда же окрепло решение ехать в Париж; только там возможно было стать настоящим гравером. Наконец, в 1736 году заказ на серию книжных иллюстраций доставил необходимые средства на эту поездку. По дороге, в Страсбурге, Шмидт встретился с художником М. Вилле, также направлявшимся в Париж для продолжения образования. С этого времени началась их дружба, которая продолжалась всю жизнь. В Париже друзья первое время бедствовали, но рекомендательные письма берлинского художника Антуана Пэна французскому живописцу Никола Ланкре и собственные гравюры Шмидта с его картин обеспечили начинающему граверу благосклонность мастера. Ланкре помог Шмидту попасть в мастерскую знаменитого гравера Лармессена. Талант и усердие молодого немца вскоре выдвинули его из среды прочих учеников, и он получил возможность работать совместно со своим учителем, над рядом гравюр с оригиналов Ланкре. Его работы встретили одобрение и у другого известного парижского живописца — Гиацинта Риго, благодаря посредничеству которого Шмидт получил заказы на портреты графа д'Эврие (1739) и архиепископа Кабрэйского (1741). Эти портреты принесли ему известность, а за портрет художника Миньяра Шмидт, несмотря на то что был протестантом, был избран в Королевскую Академию. Его будущее в Париже было обеспечено, но в 1744 году он, по приглашению прусского короля Фридриха Великого, вернулся в Берлин, чтобы стать там придворным гравером и преподавателем Академии.
Этот шаг вернул его в русло немецкой художественной традиции. Хотя на протяжении всего творческого пути Шмидт находился под сильным французским влиянием, в Берлине он обрел самостоятельность как гравер и воспитал многих учеников как преподаватель. Останься он в Париже, его ждала бы такая же судьба, как и его друга Вилле, настолько ставшего французом, что и его работы уместнее всего причислить к французской школе гравюры.
Самыми строгими и технически совершенными из работ Шмидта остаются его парижские работы, самыми блестящими и эффектными — берлинские. В портретах, созданных в технике резцовой гравюры. Шмидт следует ясному, строго линеарному стилю и передает пластику форм, глубину теней и разнообразие фактур вариациями толщины линий резца, достигая большой свободы и многообразия тонов. Безукоризненно владея гравировальной техникой, Шмидт был слаб в рисунке, что особенно заметно в его офортах по собственным композициям.
Шмидт, однако, снова покинул Берлин, где жизнь его складывалась весьма удачно, где к нему благоволили король Фридрих Великий и брат короля, принц Генрих, и где он был счастливо женат на купеческой дочери Доротее Луизе Висбаден.
Французский портретист Луи Токке, работавший при русском дворе и пользовавшийся там огромным успехом, рекомендовал Шмидта в качестве опытного мастера и преподавателя гравюры. Как писал Якоб Штелин, возглавлявший в ту пору художественный департамент Петербургской Академии наук, "Господин Токке... вчера, в присутствии большого количества придворных высказался в пользу господина Шмидта. Он заявил, что Шмидт в Париже зарабатывал десять тысяч ливров, что там неохотно с ним расстались, и если Петербургская Академии художеств ему предложит 4000 рублей, то это не будет слишком, принимая во внимание его талант преподавателя. Правда, — слегка колеблется Штелин, — господин Шмидт много требует, но также правда, что такой опытный мастер, как он, стоит больше полдюжины посредственных, в особенности с точки зрения воспитания учеников". Дело решилось быстро, и уже через несколько месяцев Штелин извещал Шмидта: "Ставлю Вас в известность, что Академии наук и Академия художеств назначают Вас своим первым гравером сроком на пять лет. За его время в Ваши обязанности входит выращивание хороших учеников по Вашей специальности и руководство работами всех учащихся в гравировальном классе... Одновременно Вы будете гравировать портреты, заказанные Вам академической канцелярией". В 1757 году, несмотря на то что шла война России с Пруссией, Шмидт, с разрешения короля, отправился в Петербург. Учениками при нем числились Алексей Греков, Еким и Филипп Внуковы, Ефим Виноградов, Никита Плотцев, Николай Саблин, Патрикей Балабин и Прокофий Артемьев. Когда в 1759 году был основан граверный класс при новой Академии художеств, Шмидт начал преподавать и там, получив титул обер-гравера. Правда, Штелин упрекал его в том, что, занятый выполнением заказов на портреты, Шмидт мало внимания уделял своим ученикам и для надзора над ними пришлось даже выписать из Вены еще гравера Тейхера. Сам же мастер склонен был винить в нерадении своих воспитанников: уже покинув Россию, он писал Штелину, увидев одну из работ лучшего своего ученика Е. Чемесова: "Этот мальчик мне делает честь. Если бы остальные Ваши ученики тогда захотели воспользоваться моим руководством, Вы были бы обеспечены хорошими граверами". Тем не менее пребывание Шмидта в Петербурге оказало самое благотворное влияние на образование русских граверов, и многие из его учеников достигли в этом виде искусства значительного совершенства. Петербургская Академия художеств ценила его заслуги и осенью 1765 года избрала уехавшего уже художника, наряду с М. В. Ломоносовым, одним из первых своих почетных членов.
За пять лет пребывания в Петербурге Шмидт награвировал несколько портретов, среди которых были портреты графа С. Р. Воронцова, П. И. Шувалова, графа Эстергази, Кирилла Разумовского. Неудача постигла его при работе над портретом императрицы Елизаветы с оригинала Токке, заказ на который он получил тотчас же по приезде. Работа длилась три года и окончена была за четырнадцать дней до смерти Елизаветы, которая едва смогла взглянуть на поднесенный ей портрет. Шмидт получил примерно треть обещанной суммы за уже ненужный, великолепно исполненный портрет покойной императрицы.
В Петербурге Шмидт награвировал автопортрет (1758): в комнате, где на стене висят шпага и скрипка, а за окном видны русская церковь и избушка, за рабочим столом сидит рисующий художник с серьезным и добрым лицом. Таким видели его ученики: "Это человек в расцвете сил. Он прекрасно выглядит, лицо его с загаром, глаза полны огня. Он весел, и речь проникнута убежденностью и солидностью".