Кацукава Сюнъэй (1762-1819)
Кацукава Сюнъэй пришел в искусство японской гравюры в конце XVIII века. В 1790-е годы — время формирования его стиля и наибольшей активности — в гравюре творили наиболее прославленные мастера этого жанра, создавшие ему огромную популярность и славу. Еще был жив Кацукава Сюнсё, старый учитель Сюнъэя, в расцвете были яркий талант плодовитого Тории Киёнага и лирическое дарование Китагава Утамаро (оба они были на десятилетие старше Сюнъэя), набирал силу и расцветал во всю свою исключительную мощь многогранный гений Кацусика Хокусая, стремительно промелькнул на художественном небосводе неистово экспрессивный Тосюсай Сяраку. И на фоне такого созвездия имен нелегко было выявить свое творческое лицо, но Сюнъэй, уступая временами в каких-то частностях своим друзьям-соперникам, все же уверенно занимал место в первой пятерке художников, посвятивших себя изображению "картин бренного мира".
Период конца XVIII — начала XIX века по праву считается золотым веком японской гравюры на дереве укиёэ (слово это пишется в три иероглифа и переводится как "картины бренного мира"). Это искусство, в отличие от живописи, элитарной в своей основе, было достоянием городского плебса — купцов, приказчиков, ремесленников — тех, кого раньше, в отличие от знати и духовенства, называли третьим сословием, а также актеров и люмпенов. Общественные позиции худородных, но экономически крепких купцов и торговцев с начала XVIII века неизменно укреплялись. Время, когда культура была достоянием ученых самураев и буддийских монахов, кончилось, разбогатевшие после замирения страны и окончания вековой смуты нувориши, имевшие вдоволь хлеба (впрочем, уместнее сказать, риса), требовали себе и зрелищ. Разумеется, на участие в зрелищах и увеселениях претендовали и те, у кого риса не хватало. Нищета в те времена часто сопутствовала блеску. Так, неурожай 1787 года, когда цены на рис поднялись в семь раз, разорил многих, в столице целую неделю бушевали беспорядки, но расцвету городской культуры это помешать не могло.
Вожделенными зрелищами, понятными и общедоступными, стали для горожан театральные представления Кабуки и деревянная цветная гравюра. Кабуки заслонил собой придворный аристократический театр, изысканно-условные сценические приемы которого и речитативно-напевное исполнение были малопонятны широким массам в позднесредневековую эпоху Эдо (XVIII — первая половина XIX вв.). И монохромная живопись тушью на шелковых или бумажных свитках с многозначным религиозно-философским подтекстом потеряла былую популярность и потребовала себе более демократической замены. Она явилась в начале XVII века в виде ксилографии, которая была известна в Японии много раньше, придя вместе с китайскими ксилографически отпечатанными книгами с материка. Но только во время Эдо деревянная гравюра перестала быть исключительно иллюстрацией словесного текста, только тогда была изобретена цветная печать с нескольких досок. Гравюра оказалась созвучной городским жителям своим демократизмом — широкой возможностью тиражирования и, соответственно, дешевизной, быстротой изготовления, а стало быть, злободневностью, четкостью цветового и линеарного исполнения, то есть доходчивостью и простотой. К числу привлекательных для городских низов особенностей укиёэ следует отнести и то, что, в отличие от классической живописи, круг образов и тем в гравюре не был ограничен вековой традицией. Недаром слово "укиёэ" можно перевести и как "картины нашего, или повседневного, мира".
Что же изображали эти картины? Чаще всего красавиц-гейш из знаменитых "кварталов любви", популярных актеров театра Кабуки, не менее популярных борцов национального вида борьбы сумо и других героев публики.
Театральной гравюре в основном посвятил свое творчество и Сюнъэй. Изображение актеров было основным занятием его учителя Сюнсё, а также нескольких поколений семейства Тории.
Нелишним будет здесь пояснить, почему столь специфический и узкий жанр, как портреты актеров и сцены из спектаклей, стал доминировать в искусстве гравюры. Театр как массовое развлечение занимал весьма заметное место в жизни горожан Эдо, Осака и других крупных центров. Приобретя капиталы и вместе с ними экономическую независимость, купцы и ремесленники были полностью лишены независимости политической. Суровые феодальные законы ставили их на общественной лестнице еще ниже свободных земледельцев и обрекали на полнейшее гражданское бесправие. Надменный самурай, который подчас вынужден был обращаться к торговцу за денежной ссудой, имел право абсолютно безнаказанно зарубить на улице совершенно незнакомого ему простолюдина лишь за то, что тот мог показаться "подозрительным". Отдушиной для городских низов оставались увеселения типа пирушек и театральных представлений. Свобода нравов и обычай покровительства богачей хорошеньким актрисам вызвали в ранний период истории театра недовольство властей, запретивших играть на сцене женщинам.
Сюнъэй как истый столичный житель был большим любителем Кабуки. Коренной эдокко, то есть уроженец Эдо, Сюнъэй родился в районе, протянувшемся вдоль реки Сумидагава, месте, где издавна селились купцы и торговцы средней руки. Он происходил из фамилии Исода и носил последовательно имена Киндзиро и Кютокусай. Псевдоним Сюнъэй он взял, поступив в ученики к Сюнсё.
Был Сюнъэй немудрен, подобно большей части своей аудитории, воспетой в образах лукавых простаков-эдокко в историях Ихара Сайкаку или Бакина, наиболее популярных тогда писателей. Герои Сюнъэя лишены, как правило, глубокой психологической разработки, образы его цельны и закончены и выражают какую-либо одну ведущую мысль или настроение. Его гравюры, как, пожалуй, и все искусство укиёэ, не столько формировало вкусы общества, сколько отражало их. Вообще актеры, литераторы, художники во времена Сюнъэя не жили замкнуто от своей публики и своих героев, но имели постоянные и прочные социальные контакты с массами городского населения. Произведения демократической культуры часто были полны не слишком благопристойного юмора, нередки были свойственные городским низам насмешки над государственными чиновниками и знатью. Листы Сюнъэя несколько раз конфисковывались властями, а в 1801 году он вместе с художниками Тоёкуни, Сюнтэем и Цукимаро был приговорен к наказанию за ряд работ, расцененных как оскорбление правительства.
Индивидуальный стиль Сюнъэя не столь своеобразен и характерен как гротески Сяраку или элегическая лирика Утамаро. Многое он перенял от своего учителя Сюнсё, под влиянием которого находился в молодые годы и Хокусай. К моменту смерти Сюнсё в 1792 казалось, что он и школа Тории довели жанр портретов актеров до совершенства, но как раз в последующие годы и развернулось дарование Сюнъэя. Его композициям присущи эмоциональная острота трактовки персонажей, показанная через несколько преувеличенно характерные позы и жестикуляцию. Сюнъэй практически отказался от сложных многофигурных сцен с обилием деталей и аксессуаров и сосредоточил все внимание на лице модели (жанры обан и окуби — "большие головы"). В области цветового решения гравюр художник стремился к уменьшению яркой многокрасочности, процветавшей в мире укиёэ во второй половине XVIII века. Совершенная техника печати оттисков с нескольких (до десятка) досок с использованием таких тонких приемов, как раскат, позволяла мастерам укиёэ делать роскошные листы, напоминавшие по цветовой гамме декоративную живопись. Но Сюнъэй по преимуществу предпочитал сдержанный нейтральный фон, часто серый, и готовил рисунки для печати с двух-трех досок, делая большие заливки одной краской, без излишней дробности и пестроты. Сюнъэй оказал несомненное влияние на загадочного Сяраку, чья блестящая деятельность продолжалась всего девять месяцев. Не будучи профессиональным рисовальщиком, Сяраку использовал приемы образной выразительности, присущие Сюнъэю, и довел их до гротеска, создав свой собственный, ни на кого непохожий стиль. Впрочем, публике не всегда нравились искаженные в драматическом напряжении лица любимых актеров, и, возможно, это послужило одной из причин того, что Сяраку перестал работать в гравюре. Сюнъэй, который, видимо, хорошо чувствовал конъюнктуру (а деловые способности его проявились еще в молодые годы, когда он замещал болезненного и престарелого Сюнсё в управлении школой), перенял у Сяраку ряд удачных находок последнего, но не довел их до крайности.
О близости Сяраку напоминает лист, изображающий актера Накамура. Динамичная пружинистая поза, чрезвычайно длинные, почти до колен руки, обнаженный торс создают выразительный образ воина, в роли которого изображен актер. Черная накидка и красный меч самурая, оттеняемые ровным серым фоном, создают лаконичные и эффектные цветовые акценты. Энергическая гримаса, усугубленная гримом кумадори, искажает живые черты лица актера и делает его персонаж олицетворенным носителем отвлеченной идеи. Грим и мимика, точно переданные Сюнъэем, были в Кабуки строго закреплены за отдельными амплуа и наделены четким смысловым полем. В последующее двадцатилетие Сюнъэй стал повторять самого себя, но работал довольно интенсивно до самой смерти; он создал еще много альбомов портретов актеров и красавиц, а также книжных иллюстраций.