Ван Фу (1362-1416)
Если бы в Китае каждый год рождалось хотя бы по одному художнику, то и тогда бы за всю историю их набралось несколько тысяч. А если вспомнить, что во все времена Китай был страной весьма многонаселенной, а художником или поэтом до начала XX века был практически каждый образованный китаец, то легко (или скорее трудно) представить, сколь богата китайская культура памятниками изящной словесности, каллиграфии, изобразительного искусства. Естественно, что все они неравноценны по качеству, одни имеют общечеловеческую ценность, а другие давно уже не удовлетворяют вкусам просвещенных китайцев и тем паче не "звучат" для иностранной публики. Но не совпадая полностью с эстетическими вкусами сегодняшнего зрителя, все старые произведения искусства остаются ценными документами человеческого духа. И ценность так называемых "средних" памятников, отражающих личность "средних" художников, пожалуй, еще выше, нежели шедевры гениев, всегда уникальные в силу своей неповторимости. Рядовой типичный художник представляет собой довольно широкую общественную группу, и потому оставленные им памятники являются идеальным материалом для изучения чужой "манеры понимать вещи".
Живший шесть веков назад китаец Ван Фу, при всей своей неповторимой индивидуальности, был идеальным образцом художника-интеллектуала (вэньжэнь). Его жизнь, протекавшая в соответствии с каноническими правилами образа жизни художника, пожалуй, не менее интересна для нас, нежели его картины.
Жизнестроительные этические принципы, проявлявшиеся в искусстве художника, определяли и сферу жизненной практики, вплоть до самых незначащих житейских проявлений. Поэтому китайский вэньжэнь должен был быть также художником в жизни, но зачастую и художником своей жизни, моделируя ее по известным принципам и разыгрывая (разумеется, вполне серьезно) как экзистенциальное действо. Конечно, канон жизни художника предопределял лишь основную канву поведения, а расшивалась она самыми разными узорами сообразно личностным особенностям, жизненным коллизиям, исторической обстановке. Нам известны многие подробности из жизни художников и поэтов старого Китая благодаря тому, что с глубокой древности, с "китайского Геродота" Сыма Цяня, китайцы любили жанр "жизнеописаний" доносящий до потомков биографию каждого сколько-нибудь значительного человека.
Ван Фу был один из наиболее известных художников начала эпохи Мин (1368-1643), и в многотомной "Истории династии Мин" (Мин ши) ему уделено немало места. Родился Ван Фу на юге Китая, в местности Уси. Величественные горные и лесные ландшафты юга издавна привлекали к себе художников, и всякий начинающий живописец обычно проводил по нескольку лет в странствиях по многочисленным холмам и потокам (так дословно переводится слово "пейзаж" — шаншуй — "горы-воды"). Ван Фу тоже начал самостоятельную жизнь с "обучения путешествием" и отправился к северу бродить вдоль извилистых берегов Янцзы, Хуайхэ и Хуанхэ. Настоящим художником можно было стать, лишь, говоря словами живописца X века Го Си, "избороздив в повозке и пешком половину Поднебесной". Китайцы практически не занимались рисованием на натуре, но умению изобразить "горы и воды" предшествовало долгое сосредоточенное наблюдение природы. Ван Ли, известный врач и художник-любитель, живший незадолго до Ван Фу, говорил: "Я учился живописи у своего сердца, мое сердце училось у моего глаза, мой глаз учился у горы Хуа".
Но путешествия были не только школой видения, они были и благочестивым паломничеством к славным историческими событиями местам. В странствиях Ван Фу проявил талант в слагании песен и стихов, воспевающих красоты и богатое прошлое разных уголков страны. Стихи он писал в старинном стиле, явно предпочитая идеализированную им древность буднично-непоэтичной современности.
Через несколько лет Ван Фу вернулся на юг и поселился на горе Девяти драконов, по названию которой взял себе имя Чжулунь Шаньжэнь (Отшельник с Горы Девяти Драконов). Иногда он подписывал свои работы и другим именем — Ван Юши (Ван — Друг Камня). Камень (скалы, валуны, утесы ит. д.) и бамбук были излюбленными мотивами Ван Фу. В своей живописной манере художник с годами эволюционировал от тщательной и мелкой отделки деталей в духе Го Си к свободно текучему, экспрессивно-лаконичному стилю. В этом его творческий путь был подобен пути большинства китайских мастеров, с годами становившихся все проще и раскрепощен нее. Тушь у Ван Фу свободно лилась широкими мазками, соответствуя вдохновенному темпераменту живописца в не меньшей степени, чем объективным формам предмета изображения. В процессе творческого акта художник и объект изображения как бы сливались в одно, и художник как бы изнутри изображал душу бамбука. Великий поэт VIII века Во Цзюйи писал: "Без корней он вырастает из идеи художника. Без молодых побегов создается под кистью мастера".
Бамбук занимает особое место среди вдохновлявших китайских художников и поэтов мотивов. Популярность его в искусстве была столь велика, что он не только изображался в стихах и картинах, но было написано немало теоретических трактатов о секретах изображения бамбука в живописи. Гениальный Су Ши так писал о творчестве своего друга Вэнь Туна (Юй Кэ):
Когда Юй Кэ пишет бамбук,
Он сосредоточен на бамбуке, не на себе.
Но он передает в бамбуке
Чистоту и благородство своей души.
Сохранилось несколько картин Ван Фу с изображением бамбука. Он писал бамбук в самых разных видах — скрытый в тумане, колеблемый ветром, четкий на солнце, различимый лишь силуэтом при свете луны. Он никогда не стеснял себя предписаниями типа тех, что рекомендовал художник Ли Кань в трактате "Книга о бамбуке": "Листья в форме иероглифа гэ непременно пиши штрихом по, в форме иероглифа жэнь — штрихом фэнь. Листья у верхушки ветки обязательно собери как "хвост феникса".
Ван Фу мог бы сказать о себе известными всякому китайцу словами старого стихотворения: "Бамбук разломаешь- нутро его пусто. Вот мой образец". Образ пустотелого растения с крепкой оболочкой символизирует духовное состояние благородного мужа, крепкого и прямого, как бамбук, и одновременно культивирующего в себе пустоту, то есть открытость для космических стихий.
Ван Фу, как видно из его работ и как подтверждается его стихами, в моменты творчества переживал мистическое соединение с природой. К растворению в природе призывали даосы — древние мудрецы Лаоцзы, Чжуанцзы и их последователи. Парадоксальная, на европейский взгляд, идея ценности пустоты была основополагающим принципом в буддизме и даосизме. Пустое, согласно Лаоцзы, — это свободное от преходящего, от всяческих временных форм, от личного, конечного, подверженного распаду и умиранию. Такая пустота оборачивалась истинной полнотой, ибо позволяла беспрепятственно сливаться с природным Универсумом и жить в гармоническом соответствии с "одухотворенным ритмом живого движения", как говорилось в старинном известнейшем трактате. Вселенной. Ван Фу живо привлекали идеи даосизма, он любил обряжаться в желтые одежды даосского монаха и, подобно святым отшельникам мифической старины, гулять в одиночестве на горе Девяти драконов, скандируя стихи или молчаливо беседуя с ветрами и потоками. Как и полагается последователю Лаоцзы, Ван Фу любил уединение и избегал частых общений с другими людьми и даже дружеских пирушек. Гостей он принимать не любил, они мешали его сосредоточенному созерцанию природы. Иногда отшельник попросту не замечал визитеров. а подчас, невзирая на чины, довольно неучтиво прогонял их. Видимо, в значительной степени потребности самовыражения удовлетворялись у него не общением, а в творческом акте. Такое отношение к своему труду не могло позволить ему продавать живописные работы. Почти все многочисленные дошедшие до нас свитки и альбомные листы Ван Фу имеют стихотворные дружеские посвящения и тем самым свидетельствуют, что работал художник не на заказ и не для продажи. Когда Ван Фу предлагали деньги за его картины, тот, как доносит старый биограф, ужасно сердился и резко выражал недовольство, повторяя слова Конфуция: "Если кто не следит за малым, как он справится с большим?" В качестве примера можно привести такой приключившийся с ним анекдот: однажды, живя в столице, лунной ночью услышал Ван Фу игру на флейте, восхитился душою и, растерев палочку туши, при свете луны написал бамбук, колеблемый ветром. Флейты в старом Китае делались из бамбука, и посему звуки флейты и свист ветра в бамбуковой роще были связаны ассоциациями. Наутро Ван Фу свиток понес музыканту, который оказался торговцем одеждой. Польщенный лавочник предложил художнику дорогой красный ковер и попросил написать еще парный свиток к подаренному. Ван Фу неожиданно крайне разгневался, схватил свиток и тут же разодрал его на куски, сочтя, что слишком деловой торговец, оказавшийся при дневном свете совсем не поэтическим, подарка недостоин.
Нет необходимости разбирать здесь подробно картины Ван Фу. Его творчество наделено всеми надлежащими компонентами традиционного китайского пейзажа. В заслугу художнику можно поставить мастеровитость композиции и богатство тональных оттенков, хотя подобных этому свитку по выразительности и манере исполнения китайская живопись знала многие сотни.