Щукин, Степан Семенович (1762-1828)
Для понимания закономерностей развития русской культуры конца XVIII века фигура Степана Семеновича Щукина — одна из самых важных. Масштаб его творчества до недавних пор осознавался не до конца, и художник рассматривался как бы "в тени Боровиковского". Между тем искусство В. Л. Боровиковского не покрывает всего разнообразия эстетических тенденций своего времени, и по степени значения для будущих путей русского искусства он и Щукин — величины равновеликие. Если Боровиковский с необыкновенной цельностью и последовательностью воплотил в живописи идеи сентиментализма, подготовившие в свою очередь почву для романтического мирочувствования, то в творчестве Щукина предромантические импульсы реализовались в ином виде. Простота его портретных решений, программное нежелание воспринимать модель через призму условных классицистических добродетелей или реальных гражданских доблестей, стремление выявить психологическое "ядро" личности, отказавшись от помощи аксессуаров и поясняющих атрибутов, позволяет рассматривать Щукина как предшественника не только романтиков, открывших и возвеличивших мир, не зависимый от социума, от общественной "игры" личности, но и позднейших реалистов XIX века, пренебрегших проверенными эстетическими формулами и обратившихся непосредственно к натуре.
Биография Щукина (в деталях уточненная лишь недавно) проста. Питомец Московского Воспитательного дома, он с детства был определен для живописной карьеры и проходил первоначальное обучение в рисовальном и живописном классах копируя античные гипсы под руководством выпускника Академии художеств И. Пурышева. С 1776 года Щукин зачислен в Академию под начало Г. И. Козлова, П. И. Соколова и И. А. Акимова; однако основным его педагогом был Д. Г. Левицкий, поскольку молодой Щукин выбрал для себя специальность портретиста. Единственный в своем выпуске живописец-портретист, он удостаивается Большой золотой медали, дающей право на заграничное пенсионерство (1782). В Париже продолжается обучение Щукина — он берет уроки у исторического живописца Ж. — Б. Сюве, пользуется советами А. Рослена, открывает для себя современное европейское искусство — Ж. — Б. Шардена, Ж. — Л. Давида, Ж. — Б. Перроно, Ж. — З. Дюплесси и других. В 1786 году, сразу по возвращении в Россию за портрет адъюнкт-ректора Академии художеств архитектора Ю. М. Фельтена он признается "назначенным", а в 1788 году занимает место Левицкого в руководстве портретным классом. Далее его путь отмечен спокойной ровностью: в 1797 году — академик (за портрет Павла I), в 1802 — советник; в 1809 году его назначают наставником пенсионеров, не имеющих возможности поехать за границу. Столь же неспешной была его творческая эволюция — портреты, выполненные в разные годы, близки по решениям, и кажется, что Щукин, найдя однажды свой взгляд и свою манеру, никогда не изменял им.
Его образам предельно чужда классицистическая парадная "представительность" — нередко его герои смотрят мимо зрителя ("Автопортрет", "Портрет Ю. М. Фельтена"), их спокойному достоинству противопоказана любая форма демонстративности. Чаще всего Щукин пишет небольших размеров поясные или поколенные портреты, располагая своих портретируемых на нейтральных фонах таким образом, что направленный свет выделяет лицо и ничто не отвлекает от его созерцания. По этой или близкой к ней схеме построены не только портреты людей, близких художнику ("Портрет А. Д. Захарова", "Портрет Ю. М. Фельтена", "Автопортрет"), но и портреты важных сановников (А. И. Корсакова, С. О. Потоцкого, Н. Н. Новосильцева, П. В. Завадовского) и даже портреты монархов — Павла I и Александра I.
За портрет Павла I в рост Щукин в 1797 году был удостоен звания академика. Характерно, что эскиз этого весьма не канонического по решению портрета был одобрен Павлом (тогда как эскиз гораздо более традиционного парадного конного изображения одобрения не получил). Действительно, этот образ — из лучших в обширной иконографии монарха и из наиболее удачных произведений художника. Предельный лаконизм композиции и выразительных средств, неожиданный в царском портрете, удивительно созвучен характеру именно этого — "странного" — царя, своего рода мрачного романтика на престоле. Глубина фона кажется неким подразумеваемым пустынным пространством, из темной бездны которого появляется герой. Портрет неоднократно повторялся и варьировался Щукиным. При неизменности композиционного решения и колорита — сдержанно-гармоничного, построенного на оттенках серого, — художник всякий раз слегка менял выражение лица модели, отчего все портреты звучали по-разному. Широкая психологическая гамма — от мрачного самоупоения до нежной задумчивости — отвечала диапазону возможных состояний Павла, обычно непредсказуемого в реакциях. Отношение портретиста к своему герою тоже явлено в каждом образе. Щукин уже способен оценить человека вне его сословной принадлежности, увидеть характер как нечто внутреннее, как проявление индивидуальности — и оценить эту индивидуальность. Он смотрит на своих героев, на своих заказчиков как равный — и это не столько особенности его личного мироощущения, сколько признак уровня общественного самосознания на пороге романтизма с его культом индивидуальной свободы и достоинства.
Кроме "больших" портретов Щукин работал в области портретной миниатюры. Этот вид искусства, весьма развитый на рубеже XVIII -XIX веков, был связан с сентименталистскими идеями и отчасти заранее ориентировал художников на интимно-смягченную трактовку образа. В портретных миниатюрах Щукина, выполненных на слоновой кости ("Портрет откупщика А. Н. Шемякина", 1801), проявились лучшие черты его видения — сочетание простоты и одухотворенности, способность воспринять прежде всего поэтическое в натуре. Эта способность тоже позволяет видеть в нем предтечу романтиков.
В историю русского искусства Щукин вошел как портретист — один из лучших портретистов конца XVIII века. Известны его немногочисленные работы в иных жанрах — например, создание икон для иконостаса Казанского собора в Петербурге ("Апостол Прохор", "Александр Невский", 1810- 1811), но они достаточно случайны. В портретах же проявился весь талант художников, и в них нашли свое отражение предромантические тенденции русской живописи на пороге нового этапа в ее развитии.